— Передай: ростом с чу, — велел О’Каймор и добавил: — Могли и сами догадаться: Сеннам — великий бог, а чу на целых восемь локтей длиннее кела.
Он довольно усмехнулся и сунул в зубы сигнальщику недокуренную скрутку. Хоть тот и был дерьмом попугая, недоумком и песьим сыном, однако все передал в точности и заслуживал награды.
* * *
Когда наверху ударила звонкая барабанная дробь, Дженнак почувствовал, как напряглось тело Чоллы. Кажется, она понимала кейтабский морской код, известный во всем бассейне Ринкаса и применяемый столь же часто, как и язык кейтаб — наречие, на коем общались купцы и мореходы разных племен. Сидри тоже слушал с вниманием и полной серьезностью, и лишь Шо Чан и Сия Чан, еще не пришедшие в себя и не столь образованные, как их госпожа, таращились в недоумении. Жрец поспешил успокоить девушек, пересказав им послание О’Каймора.
Дженнак, осторожно поддерживая Чоллу за плечи, поднес к ее губам чашу с горячим отваром. Но она не стала пить, замотала головой:
— Хватит! Это уже третья. Хватит! — Потом, не пытаясь высвободиться из объятий Дженнака, она подняла к нему бледное лицо. — Это правда, мой вождь? Скажи, это правда?
— Что — правда? — Дженнак опустил чашу на стол среди созвездий и ветров и помог девушке сесть.
— Правда ли, что явился кейтабский демон и чуть не пожрал нас всех? Правда ли, что ты встал к кормилу и спас корабль? И правда ли, что тебе помог Сеннам?
Зрачки Чоллы расширились и сияли, как два изумруда чистой воды в оправе из черных ресниц «И снова Хомда прав: женщины любят победителей», — подумал Дженнак и оглянулся. Чоч-Сидри сидел на пятках у стола, покачивая головой и будто подтверждая — мол, все так и случилось; Шо Чан и Сия Чан смотрели на одиссарского наследника с благоговением, округлив глаза.
— О’Каймор больше заботится о моей сетанне, чем я сам, — пробормотал Дженнак. — А правда в том, что сорвало парус, и кейтабцы не сумели удержать драммар поперек волны, и я взялся за руль вместе с Грхабом. Волна же накатилась такая, что гребень ее поднялся до облаков, и ни один из нас не смог бы разглядеть, кого она принесла, Морского Старца с клювом в четыре сотни локтей или дохлого змея.
— А Сеннам? — выдохнула Чолла. — Явился ли Сеннам? И легла ли его рука рядом с твоей?
Дженнак пожал плечами:
— Рядом с моей рукой была рука Грхаба, столь же надежная, как длань божества. Грхаб — сеннамит, и высокого роста… Не показался ли он О’Каймору Сеннамом? Со страха всякий мог ошибиться, а после выдумать такое…
— Тидам не ошибся и ничего не выдумал, — вдруг произнес Чоч-Сидри строгим голосом. — Он узрел истину, мой господин, скрытую даже от твоих глаз. Я думаю, что есть у него дар провидца.
— А я думаю, что он хитрая обезьяна! — возразил Дженнак.
— И обезьяна может лицезреть богов, если они того пожелают, — произнес Сидри. — Вот ты говоришь, что за твоей спиной был Грхаб… Аразве Сеннам не мог вселиться на несколько вздохов в Грхаба, чтобы помочь тебе? Твой наставник так огромен и силен… Вполне подходящее вместилище для божественного духа!
Он прав, мелькнула мысль у Дженнака. Если б Сеннам пожелал обрести человеческую плоть, то непременно вселился бы в учителя — хотя бы потому, что в исполинском теле Грхаба бог мог расположиться со всеми удобствами. Пожалуй, осталось бы место и для остальных божеств, — например, для Одисса, Хитроумного Ахау! Теперь Дженнак уже не испытывал прежней уверенности, что слова О’Каймора — выдумка от начала и до конца; быть может, Сеннам в самом деле стоял за его спиной и держался за кормило?
— Ладно, — произнес он, поднимаясь, — я не стану спорить. Мой наставник достойнейший из людей, а бог может снизойти к каждому. Все в руках Шестерых!
— Да свершится их воля! — в один голос откликнулись Сидри и девушки.
Дженнак погладил бескровную руку Чоллы.
— Отдыхай, тари. И не сердись на меня — я хочу подняться к О’Каймору. Когда мы с Сеннамом вели драммар и сражались с Паннар-Са, бог послал мне видение… Такое видение, что о нем должен узнать О’Каймор. И поскорее!
В первый раз он говорил о своих предчувствиях Сидри и Чолле, но жрец остался невозмутимым — видать, слышал кое-что от Унгир-Брена. На прекрасном лице арсоланки тоже не отразилось удивления. Да и чему удивляться? Если уж бог благоволит человеку, то делает это многими способами: может даровать удачу, может явиться сам, а может послать вещий сон. Все в руках Шестерых!
— Что ты видел, мой господин? — поинтересовался Чоч-Счдри. — Или о том положено знать лишь О’Каймору?
— Нет, почему же… Видел я наши драммары, «Одиссар» и «Кейтаб», и видел наших людей в добром здравии, хоть и уставших, словно быки, что протащили повозку от Хайана до Тегума. На «Одиссаре» смыта за борт носовая катапульта, а на «Кейтабе» потеряли оба балансира. Других бед не случилось, но надо разыскать корабли. Земля близко!
— Вот как… — протянул жрец. — А насколько близко, милостивый господин? Можешь сказать?
— Будем там завтра, на рассвете, — бросил Дженнак и повернулся к выходу.
* * *
Земля и впрямь показалась на рассвете — пологий песчаный берег, заросший пальмами и еще какими-то деревьями, напоминавшими магнолию своей темно-зеленой глянцевитой листвой. Однако пахли они иначе, и даже в трубу О’Каймора Дженнак не разглядел огромных белых цветов, украшавших сераннские магнолии в сезон цветения. Вдали, над древесными кронами, поднимались горы или скалистые холмы — невысокая гряда, казавшаяся розовой в лучах утреннего солнца; ее обрывистые пирамидальные вершины, по словам тидама, напоминали майясский город, растянувшийся вдоль побережья. Это зрелище, синее море и золотой песок, буйная зелень и громады розоватого камня, было столь прекрасным, что даже Чолла поднялась на кормовую башенку, чтобы обозреть с высоты неведомый берег огромного материка. А в том, что перед путниками простирался материк либо гигантский остров, не приходилось сомневаться: береговая линия шла к северу и югу насколько хватало глаз.
Да, выглядел этот берег прекрасным и щедрым, но лучше было бы причалить к нему в другой день и в другой месяц! Но все в руках Шестерых, и только им ведомо, какое время подходит, чтоб открывать новые земли, а какое — нет.
В честь явления благородной госпожи О’Каймор приказал развесить над рулевой палубой яркий матерчатый полог, и теперь под ним скопилось преизрядно народу: рулевые у кормила, сигнальщики у своих барабанов и горнов, стрелки у кормовых метательных машин, и, разумеется, все люди власти, сколько их было на борту «Тофала». Отсутствовал лишь Торо, распоряжавшийся внизу и следивший, чтобы свободные от вахты люди не мешали управляться с парусами. Одиссарские воины уже натягивали легкие кожаные доспехи и разбирали оружие, кейтабцы с громоздкими самострелами строились на носу и стрелковом помосте, а иные поднимали из трюма корзины с товаром да связки снарядов, символы мира и войны.
Грхаб и Саон облачились в доспехи. Дженнак тоже был одет подобающим образом — в тунику из кожи тапира с шипастым металлическим наплечником и боевые сапоги; с его пояса свисали тайонельские мечи, голову покрывал шлем с грозно нахохлившимся соколом, на запястьях сверкали широкие браслеты. Вид его, судя по всему, впечатлил Чоллу — она одарила Дженнака пристальным взглядом, потом милостиво улыбнулась. На Дочери Солнца было сегодня голубое одеяние и плащ, украшенный зеленовато-синими, с золотистым отливом перьями кецаля; ее лоб охватывал серебряный обруч с огромными фиолетовыми аметистами, и шелковистые пряди, спадая из-под него, струились по накидке темным облаком средь голубых небес.