— Синее, голубое, фиолетовое, — отметил Дженнак. Цвета Сеннама! Но почему? В честь завершения долгого пути, или причиной являлась его битва — и победа! — над Паннар-Са? Он придвинулся к Чолле поближе, с наслаждением вдыхая ароматы жасмина и горных трав, исходившие от девушки. Запах этот был упоительным и мешался с благоуханием свежей зелени, коим веяло с берегов.
Когда корабли приблизились к песчаный отмелям, стали заметны следы недавно промчавшегося урагана — сломанные пальмы, взметенный песок, покрытый водорослями и ракушками, обширные озерца соленой воды, в которых билась рыба, завалы из сучьев и ветвей у каменных гряд, торчавших кое-где у самой кромки прибоя. Потом взгляду Дженнака открылась небольшая бухта, обрамленная с двух сторон скалами; меж ними простирался узкий песчаный серп, а слева, на подступающих к морю камнях, лежало что-то длинное, вытянутое, блестящее — то ли гигантский червь в радужной чешуе, то ли уложенные друг за другом стальные щиты либо зеркала.
Чолла вскрикнула, потянулась к сверкающему чуду, а тидам, вытащив из-за пояса трубу, навел ее на берег. Потом хмыкнул, сунул инструмент девушке и удивленно приподнял брови.
— Морской змей! Дохлый змей, клянусь веслом и парусом! Не иначе, как выбросило вчерашней бурей. Удивительно! Тридцать пять лет не схожу с палубы, а такого мне не попадалось!
— Ха! Я плаваю полвека, а змея на берегу не встречал, — вмешался Челери. — Они обитают в глубоких водах и не любят приближаться к суше. Но если Паннар-Са шлет ураган, они, как говорят, поднимаются наверх, чтобы удары волн очистили их шкуру от ракушек и водорослей. А еще играют с самками! Но этот, — старый кормчий бросил взгляд на берег, — слишком заигрался. Видать, шторма тут посильней, чем в Ринкасе! Лишь однажды довелось мне встретиться с такой же страшной бурей, как случилась вчера, и было это…
Он вознамерился рассказать очередную историю, но звонкий голос Чоллы прервал его:
— Тидам!
— Что угодно светлорожденной?
— Мы можем пристать здесь к берегу? Рядом с морским чудищем?
О’Каймор в сомнении покачал головой:
— Бухта слишком мала, моя госпожа. Но думаю, вот за тем мысом…
За мысом и в самом деле открылся просторный залив с золотыми песками да пальмовыми рощами; была там даже речка, весьма полноводная на вид, и высокий утес с тремя зубцами, хорошо заметный с моря. О’Каймор, опасаясь cecть на мель, кликнул Торо и велел спускать челны, хранившиеся под стрелковым помостом; затем распорядился, чтобы«Арсолан» шел следом за «Тофалом», а «Сирим» отвернул на двадцать полетов стрелы от берега и лег в дрейф, подавая сигналы горном — нужно было дождаться запоздавших, «Кейтаб» и «Одиссар». Тут же загрохотал барабан; два корабля вошли в залив под этот дробный рокот, двигаясь с неторопливой грацией уставших хищников, скользя по голубым водам под парусами тино; впереди, пошевеливая веслами, плыли челноки, и на каждом стоял мореход с длинным шестом, промерявший глубину.
В сотне локтей от берега дно пошло вверх, и с драммаров сбросили «морских ежей» — тяжелые бронзовые крестовины с крючьями и шипами. Паруса были уже спущены, и Эп’Соро, тидам «Арсолана», крикнул, что готов к высадке. Его челны подошли к борту, и полунагих кейтабских гребцов сменили одиссарские воины в шлемах и кожаных доспехах: десяток арбалетчиков и столько же копьеносцев с длинными пиками и щитами.
— Пора и нам, — Дженнак, стараясь не выказать волнения, взглянул на Грхаба. Неведомая земля таила неведомые опасности, и первым на нее полагалось ступить вождю, избраннику богов; то был его долг, его святая обязанность и его награда.
На запястье Дженнака легла ладонь Чоллы, пальцы девушки казались особенно изящными, хрупкими, рядом с тяжелым браслетом и его остроконечными шипами.
— Хотелось бы мне отправиться с тобой, — негромко промолвила она. — Чтобы Арсолан и Одисс ступили на новую землю вслед за нами.
— Не обижай остальных богов, — сказал Дженнак. — Все они равны, и все сойдут на новую землю вместе со мной.
— Да, но без меня! — Надув пунцовые губы, она повернулась к О’Каймору: — Тидам!
— Нельзя, моя госпожа! День сегодня плохой. Грозный день! — Словно ища поддержки, О’Каймор взглянул на Чоч-Сидри и не дождавшись его кивка, сказал: — Опасный! В такие дни женшинам лучше оставаться под защитой воинов.
И верно, подумал Дженнак, опасный день и грозный месяц! Может, подождать с высадкой до завтра? Но завтрашний день, находившийся под знаком Каймана, тоже не сулил ничего хорошего.
Арсоланку, впрочем, такие мелочи не смущали. Она повторила тоном выше:
— Тидам! Берег пуст и безопасен. А я уже много дней не была на твердой земле!
— Пуст? Безопасен? — ОКаймор снова сунул девушке свою трубу. — Погляди, госпожа, — здесь и здесь… и вон у того камня… Видишь ложбинки в песке? Будто каймана вперед хвостом протащили?
— И что с того?
— Лодки. Тут были лодки, а теперь нет их! Только следы, и ведут они к деревьям. Не духи же их проложили!
Чолла насмешливо прищурилась:
— Ты не веришь в духов, тидам? А как же Паннар-Са? Морской Старец, которого ты узрел в бурю?
— Клянусь черепахой Сеннама, госпожа! Я верю в Шестерых, я верю в демонов, я верю в духов! Но еще больше я верю в то, что вижу своими глазами. Где лодки, там люди, а где люди…
Оставив их препираться, Дженнак соскользнул по канату на палубу. Грхаб, обвешанный оружием, следовал за ним по пятам. Друг за другом они спустились в челн, где ждали воины; Дженнак устроился на носу, на месте вождя, сеннамит скорчился на корме. Казалось, суденышко сейчас просядет и развалится под его грузным телом, но челн лишь покачнулся: строить корабли и лодки кейтабцы умели.
Четыре воина, отложив копья, макнули весла в прозрачную воду; еще четверо, сжимая взведенные арбалеты, с привычной настороженностью оглядывали песчаный пляж. Эти бойцы, лучшие из лучших в Очаге Гнева, умели многое — и стрелять, и метать копья, и рубиться в сомкнутом строю, и высаживаться на незнакомые берега, и лезть на стены вражеских цитаделей. Но главным их достоинством являлась привычка к дисциплине — то, что дают лишь возраст и время, когда пыл юности сменяет зрелый опыт. Каждый из них был на пять, десять или пятнадцать лет старше Дженнака, но подчинялись воины ему с охотой. Он был не только их повелителем и вождем, но прежде всего членом их боевого братства, объединявшего всех в Очаге кровной порукой; и цвет крови, алой или темно-багровой, тут значения не имел.
Весла в сильных руках погнали лодку к берегу. Три челна с вооруженными людьми плыли слева и справа, чуть приотстав; на одном из них Дженнак заметил Итарру, молодого таркола-ротодайна с «Ареоланы». Ростом он почти не уступал Грхабу, но казался не столь массивным и громадным: грудь и плечи поуже, вместо доспеха из кости и металла — плотно облегающая кожаная туника. Увидев, что вождь глядит на него, Итарра с лихостью отсалютовал клинком.