– С женщиной? Это мой партнер по бизнесу.
– Ха-ха-ха! Так вы – гей? – меня явно понесло, куда – я понять не могла, как не могла затормозить или остановиться, я словно неслась на санках по обледеневшему склону горы…
– Вы вообще о чем?
– О том самом! Вы – надменный и наглый тип!
– Я вас чем-то обидел?
– Нет. – Я уткнулась в свою тарелку. Винные пары постепенно улетучивались, злость и досада – тоже. Я сидела, как сдувшийся шарик, и казнила себя за свой дурацкий язык.
– А что же тогда такое на вас нашло?
– Ничего, – огрызнулась я. Геня, наверное, пришла бы в ужас от моих манер. Но я ничего не могла с собой поделать. Похоже, кровь древних Ягеллонов куда-то испарилась, как дачный пруд в летнюю жару, и вылезла «хамская кровь» моей мамаши, спутавшейся со вторым помощником театрального режиссера.
«Голос крови, – с мрачным юмором подумала я. – Мне капут! Сейчас он вышвырнет меня из-за стола или вообще по морде съездит. Я бы на его месте поступила только так. Сидит тут эта наглая русская, хамит и обзывает его геем. Я бы такого точно не стерпела!»
– Вам плохо. Вы перевозбудились от Парижа. Это бывает.
– Вы мне еще ее «синдром Стендаля» припишите!
– А что это такое? – заинтересованно спросил он.
– Это такое нервное расстройство: возбудимость, сильное головокружение, галлюцинации, учащенное сердцебиение при виде слишком большого количества произведений искусства.
Он прикрыл глаза и, казалось, погрузился в свои мысли.
– Похоже на вас, – наконец изрек Андре.
– Нет! – сердито сказала я. – У меня просто очень болит голова. Отвезите меня в отель, пожалуйста, – закончила я уже шепотом.
– Вы не доели.
– Не хочу!
– Может быть, кофе?
– Нет! – почти выкрикнула я.
Он пожал плечами. Я тряслась, как в лихорадке, меня знобило. Я не могла простить Андре его равнодушие ко мне, его дружескую снисходительность и это участливое плечо, подставленное так вовремя. Сводил раскисшую русскую дурочку в кафешку, решил утешить женщину, попавшую в переплет неурядиц, самым банальным способом – путем душевных разговоров. И еще эта его манера – словно он все время посмеивается надо мной, не принимает меня всерьез. Я для него – просто легкое развлечение в дождливый парижский вечер.
Мы вышли из кафе и поймали такси.
– Ваш отель?..
Я назвала.
– Вы меня довезете? – с испугом сказала я, подумав, что он собирается уйти.
– Конечно. Разве я могу вас оставить?
И снова – то ли это насмешка, то ли вызов… Я проглотила его фразу, испугавшись вдруг, что он все-таки принял меня за истеричку и решил больше никогда со мной не связываться. Просто надо выполнить джентльменский долг – проводить меня до отеля и помахать ручкой. От этой мысли мне стало так тоскливо, так тошно… А может быть, он проводит меня до двери… И?.. Что дальше?..
И почему меня это так волнует?
До неприличия, до бешеного биения пульса в висках?
Парижский воздух, этот нежный дождь, как некое сладкое ожидание-обещание, разлитое вокруг, повсюду… Вечер не хотел заканчиваться, собирался перейти в ночь: острую, колкую, где живут только сухие губы и холодные пальцы…
Мы сели в такси. Он – спереди, рядом с шофером. Я – сзади. «Он не захотел сесть рядом со мной, – с горечью подумала я. – Отстранился от меня, подчеркнул дистанцию. Сейчас мы приедем, и он уйдет… он уйдет, а я останусь. Вот и все. А что я буду делать одна в этот вечер?» Мысли путались, сминались, как листок бумаги, и сердце билось ровно сильными толчками. А вот дышать я не могла – словно у меня сдавило грудную клетку. Впереди я видела его голову, его профиль, когда он поворачивался к шоферу. И – ни разу! – ко мне. Я чувствовала себя безнадежной идиоткой, раскисшей и никому не нужной. Мне вновь захотелось плакать – тихими безнадежными слезами, но я сдерживалась изо всех сил.
Такси притормозило.
Он встал, вышел и открыл дверцу машины. Я выскользнула из такси.
Он захлопнул дверцу и расплатился с шофером.
Машина отъехала, шурша шинами по влажному асфальту.
– Сколько я должна вам? – спросила я убитым голосом.
– Нисколько.
– Я так не могу! – неожиданно заупрямилась я. – Это что, благотворительность?
– Не совсем, – весело сказал Андре.
Я стояла напротив него, не поднимая глаз. А потом решилась и…
– Может быть, вы проводите меня до номера… я что-то не очень хорошо себя чувствую.
– Нет проблем.
Посмотреть ему в глаза мне так и не хватило духу.
Мы поднялись по лестнице на второй этаж. Возле двери я остановилась и прислонилась к стене. Голова моя кружилась. То ли от выпитого вина, то ли от чего-то еще…
Дрожащими руками я достала ключ из сумки и вставила его в прорезь замка. Дверь открылась с легким стуком.
– Ну вот… мой номер, – храбро сказала я.
Я щелкнула выключателем, зажегся свет.
– Миленько.
Эта дьявольская усмешка не давала мне покоя.
– Вы смеетесь надо мной? – вспыхнула я.
– Ничуть. Номер действительно милый.
Он повел плечами. Сейчас он уйдет. «И я останусь одна», – эти слова стучали в моей голове так сильно, что я на секунду прикрыла глаза.
– Послушайте, – я постаралась принять развязный тон. – Вы можете здесь остаться.
Его брови изумленно поползли вверх.
– То есть как это – остаться?
– Остаться! Я что, вам совсем не нравлюсь? – спросила я почти сердито.
– Нравитесь.
– Ну… вот… – бестолково промямлила я, чувствуя себя не просто ужасно, а совершенно кошмарно. Я тонула, а спасательный круг мне никто не собирался бросать.
– Вы можете расположиться здесь и… провести ночь.
– Вы предлагаете мне крышу над головой? Но я не бездомный.
– Я предлагаю вам провести ночь со мной, – помимо моей воли, голос мой прозвучал жалобно.
Он сверлил меня глазами.
– И отчего же вы медлите? Я не в вашем вкусе?
Меня куда-то несло на всех парах.
– А что вы знаете о моих вкусах?
Я сдержала вздох. Мне страшно хотелось послать его к черту и выгнать из номера. Но я знала, что мое настоящее желание было сильнее всех доводов рассудка, вместе взятых. И главное – я ничего не могла с собой поделать. Впервые в жизни.
– Послушайте! – Я шагнула к нему. – Мы теряем время.