— Угу!
И они направились в Земляничный Лес. Вообще-то земляника водилась во всех окрестных лесах, но Земляничный, не слишком густой березняк возле озера, отличался самой ранней ягодой, тому способствовало и обилие света, и рельеф — сплошные горки. Петрушко понимал, что лет через двадцать, когда уже Лешкины дети повадятся за земляникой, этот лес зарастет и потеряет свою нынешнюю прелесть. Но когда это еще будет… Двадцать лет… И что будет с Лешкой через двадцать лет? И будет ли?
Отогнав темные мысли, он взял заранее приготовленный пакет. Во-первых, там имелась банка, которую Лешка надеялся набрать доверху. Позавчера он уже бегал в березняк и нашел там несколько вполне красных ягод, и, по его расчету, за два дня количество должно перейти в качество. Или наоборот. Во-вторых, потом предполагалось зайти в другой лес, подальше, и нарвать ореховых листьев для тестя. Аркадий Львович делал из них отвар, весьма помогавший от его аденомы. Главное, чтобы листья были молодыми, и значит, рвать их нужно никак не позже середины июня. А они с Лешкой дружно забыли в прошлый раз, а в позапрошлый оба выходных обустраивали парники…
Позапрошлый раз — это когда Лешка увидел в поезде «плащ-болонью». Петрушко поморщился. Кое-кто из коллег до сих пор уверен, что мальчику показалось, но он-то знал, что память у сына фотографическая. Это действительно был эмиссар, олларский гость. Только ни малейшего результата они не достигли. Да, Семецкий немедленно связался со смежниками, задействовали железнодорожную милицию, но толку? Дать бы им заранее ориентировку, а то прошел наряд по вагонам, зная, что начальство почему-то хочет лысого и тощего. А таких в электричке половина. За Серпуховым, конечно, поезд остановили, загнав на запасную ветку. Пассажирам объявили, что неисправность, велели ждать. Но когда люди Семецкого подоспели к месту действия, то не нашли ничего. Не зафиксировали ни малейших следов магических воздействий. Похожих на выполненный Лешкой портрет оказалось немало, но абсолютного совпадения не было. «Плащ-болонья» ушел. И единственный результат всей этой суматохи — олларский маг понял, что им здесь интересуются.
…В лесу его сразу же атаковали. Со всех сторон враги безжалостно набросились на полковника, он мужественно дрался и положил гору трупов, но их было слишком много, и все они жаждали его крови. Прихлопнув очередного комара, Виктор Михайлович вздохнул и попросил у Лешки пасту. Тщательно смазал руки, лицо, шею… Вроде бы помогло — острый запах отпугнул крылатых хищников, да вот надолго ли?
Лешка получил свою банку и теперь ползал в траве, отыскивая спелые земляничины. Увы, их поголовье оказалось куда меньше, чем грезилось юному сборщику. Да, красные ягоды время от времени попадались, но вовсе не в промышленном масштабе. О том, чтобы наполнить литровую банку, не приходилось и мечтать.
— Поспешили мы с тобой, Леха, — заметил Виктор Михайлович. — На недельку примерно поспешили. Хотя, вон и погода способствовала. Тепло, светло… Но природу не обманешь, рановато еще землянике.
— А я уже нашел целых тридцать восемь ягод! — возразил Лешка, поднимаясь. Локти и коленки его были перемазаны землей, травяным соком и раздавленной земляничной мякотью, но настроение, похоже, не слишком испортилось. Петрушко догадывался, что сыну больше всего нравился сам процесс, сама охота. А наполнить банку действительно можно и через неделю.
— Пап, — неожиданно спросил его Лешка, подойдя поближе, — а что будет тем ребятам? Ну, которые на меня в парке напали?
Виктор Михайлович поежился.
— Леш, — ласково произнес он, — а стоит ли об этом? Главное, что больше такое не повторится.
Лешка прислонился щекой к его плечу.
— Их теперь в колонию, да?
— Почему ты так думаешь? — осторожно спросил Петрушко.
— А Николай Викторович сказал, ну, тот майор, который тогда меня спрашивал. Их действительно посадят, да?
— Не знаю, — развел руками Виктор Михайлович. — А почему это тебя так заинтересовало?
Лешка засопел.
— Ну, просто… — сказал он наконец. — У нас в классе ребята однажды про эти колонии говорили, у Вовки Тяпина там старший брат сидит, он в прошлом году из чужой машины магнитолу взял, а его поймали. Говорят, там бьют, и кормят плохо, это правда?
— Ну, сложно сказать, — пожал плечами Петрушко. — Наверное, в разных местах по-разному. Бывают и хорошие колонии, где работают честные люди и поддерживают порядок. Недавно вот по телевизору такую показали. Но где-то попадаются и люди похуже… Да и ребята, как ты понимаешь, не сахар, их же чаще всего заслуженно туда помещают. Ну а дальше уж как получится…
Лешка помолчал, подумал.
— Знаешь, пап, ты, может, удивишься, а мне этих мальчишек жалко. Они там, в парке, были злые, но ведь они, наверное, не всегда злые. Я вот тоже злой иногда бываю.
— Но ты ведь, когда злой, ноешь и скандалишь, а не мучаешь тех, кто слабее, — терпеливо возразил Петрушко. — А они мучили. Тебя. С наслаждением. Чувствуешь разницу?
— А может, они в первый раз? А теперь их будут мучить, а их мамы будут плакать. Это хорошо, да?
Виктор Михайлович внимательно взглянул на сына.
— Нет, Алешка, это, конечно, не есть хорошо. Но вот что лучше — чтобы их мучили, или чтобы мучили они? И то, и другое — плохо. А приходится из этого выбирать. Вот как тут быть?
— Пап, я не знаю, как быть. Я просто не хочу, чтобы их в колонию. Ну, пусть им… — Лешка наморщил лоб, — ну пусть им двойку по поведению в году поставят, и отругают, чтобы им стыдно стало.
Петрушко невесело усмехнулся.
— Будто это от нас с тобой зависит… Да и, боюсь, это бы на них не повлияло. Они ведь уже большие ребята, и наверняка у них уже имеется опыт нравоучений… не реагируют они. Нет таких слов, чтоб на них подействовали.
— А почему? — не сдавался Лешка. — А вот тот дяденька, что их остановил. Он ведь как сказал: «Стоять!», так они и замерли, будто замороженные. Может, он знает, какие слова на них действуют?
— Тот дяденька… — вновь усмехнулся Виктор Михайлович. — Не уверен, что дяденьке удалось пробудить у них совесть… А насчет колонии можешь не волноваться. В среду мне звонил Николай Викторович. Уголовное дело закрыто. Оказалось, эти ребята сейчас тяжело больны, и уже незачем их наказывать. Им и так несладко.
— А что с ними случилось?
Петрушко пожевал губами. Лукавить ему не хотелось, а всей правды говорить не следовало.
— Да он не объяснял толком. То ли что-то инфекционное, то ли нет. Медики, говорит, пока непонятно. Как-то эти ребята сразу заболели… после того случая. Может, их Бог наказал?
— Я вот весной книжку читал, — спустя какое-то время вздохнул Лешка. — Называется «Дети подземелья». И там одна маленькая девочка была, она долго болела, и ее папа сказал одному мальчику, что серый камень высасывает из нее жизнь. Я когда прочитал, мне даже страшно стало, я не понял, как это — высасывает? — Ну и какая связь? — хмыкнул Виктор Михайлович. — То повесть Короленко, а то вот эти парни. При чем тут серый камень?