Едва свернув на Трэк-стрит, на изгибе подъездной аллеи к своему дому я заприметила полицейскую машину, к которой прислонился Клод Фридрих — воплощенная монолитность и незыблемость, словно у него в запасе было все время до скончания веков.
Я незамедлительно приняла решение ехать покупать продукты. Пока он не успел меня засечь, я осторожно попятилась, глядя в зеркало заднего вида, и покатила по шоссе в противоположном направлении. В тот момент мне не хотелось разговаривать ни с кем, а меньше всего — с всевидящим Фридрихом.
Я уже несколько лет не выбиралась в магазин без списка покупок. Обычно в воскресенье я готовлю себе еду на неделю, и к сегодняшнему дню мой холодильник был практически пуст. В прошлое посещение «Крогера» я затаривалась продуктами для себя и для Йорков. Хм, они так и не вернули мне деньги — ни за продукты, ни за уборку в среду. Мне до ужаса не хотелось им докучать, учитывая их угнетенное состояние после суда над насильником внучки. Впрочем, если уж Йорки нашли в себе силы прогуляться, значит, их дела не так плохи, и они могли бы вернуть мне долг.
Пока я натужно вспоминала ингредиенты, составляющие мою любимую тортилью, в мою тележку неожиданно врезалась другая. Я в злобе подняла на растяпу глаза и обнаружила, что наконец-то нашла отдушину, как нельзя лучше позволяющую выпустить закипавшее во мне раздражение. Она, в скромном платье-рубашке и мокасинах, стояла совсем рядом со мной.
Свою тележку в меня направила Тея Седака. Она сделала это нарочно. Ее уставленный на меня взгляд довольно бездарно выражал сожаление — он весь сочился ненавистью. Я давно не видела ее вблизи. За это время она нисколько не подурнела. У хрупкой и миниатюрной миссис Седака, хотя уже практически бывшей, приятное округлое лицо, безукоризненно обрамленное темными волосами до плеч. При одном взгляде на ее великосветскую изысканность я начинала казаться себе дояркой-нескладехой и даже не знала, производит ли Тея это впечатление намеренно, или во всем виновата моя излишняя чувствительность.
Но теперь я проникла в тайные глубины натуры Теи и поняла, каким образом она добивалась моего низложения. Дамочка посмотрела на меня снизу вверх. Я была не намного выше ее, но все равно почувствовала себя явным исполином. Затем, слегка нахмурившись, Тея стала разворачивать тележку с таким видом, словно это была тяжело груженная подвода. Ее темно-зеленое платье было сплошь усыпано крохотными розоватыми цветочками — Тея не переносит ничего аляповатого, кричащего. Взглянув на мою спортивную экипировку, она скорчила презрительную мину.
Наконец, управившись с тележкой, Тея поравнялась со мной. Мы стояли в самой середине прохода с овощными консервами. Я увидела, как ее губы скривились в ехидной усмешке, поняла, что она измышляет, что бы такого обидного мне сказать, но опередила Тею и сама основательно припечатала эту особу. Я склонилась к ее уху и тихо проговорила с самой обворожительной улыбкой, на какую была способна:
— Еще раз проедешь мимо моего дома, и я попрошу Клода Фридриха тебя арестовать.
Тея очень забавно смешалась, но быстро нашла достойный ответ.
— Маршалл мой! — прошипела она, вызвав во мне яркие воспоминания о школьном спектакле, который мы ставили в седьмом классе. — Ах ты, разлучница! Вздумала разрушать благополучную семью!
— Наверное, все же не слишком удачную, — возразила я. — Посоветуй лучше Тому Дэвиду найти другое место для парковки.
Тея опять пришла в замешательство. Но не такова была общепризнанная городская красавица, чтобы в мгновение ока не овладеть собой.
— Если это именно ты подбрасываешь мне в дом всякие мерзости, то прошу, перестань! — У нее на глазах даже блеснули слезы.
Она намеренно повысила голос, так что старушка, изучавшая этикетки на суповых заправках, в ужасе покосилась на меня.
— Какие такие мерзости? — не моргнув глазом спросила я. — Вот бедняжечка! Кто-то подбрасывает тебе на крыльцо не пойми что? А как же полиция?
Тея запунцовела. Ни в какую полицию она, разумеется, не обращалась, потому что эта самая служба в лице Тома Дэвида Миклджона и так всегда была под рукой.
— Знаешь, если ты опасаешься воров, то Клод наверняка не откажется выставить возле твоего дома охрану, — сказала я почти с натуральным участием.
Старушка одобрительно кивнула на мои слова и побрела дальше по проходу, сравнивая ценники на баночках с томатным соусом. Я ничем не погрешила против искренности, наоборот, постаралась подбодрить и в чем-то надоумить собеседницу. Тее волей-неволей пришлось двинуться дальше, в сторону мясного прилавка. Нетерпеливо дернув тележку, она напоследок процедила:
— Я это так не оставлю.
Жалкая концовка.
Из супермаркета я вышла с несколькими увесистыми сумками и, пока ехала домой, почти восстановила душевное равновесие. Но шеф полиции никуда не делся. Как бы не так! Он только убрал с подъездной аллеи машину — наверное, поставил ее на стоянку за Садовыми квартирами, — зато сам все еще торчал на моей парковке.
Я подрулила к дому и открыла багажник. Не хватало еще, чтобы я начала сторониться собственного жилья. Фридрих недолго стоял сложа руки. Завидев меня, он неторопливо тронулся в мою сторону.
— Что с вами такое? — недовольно спросила я. — Почему вы без конца сюда приходите? Я ничего плохого не совершала.
— По вам не скажешь, что вы мне очень рады, хотя это наверняка так, — пробасил Фридрих. — Но вид у вас теперь гораздо лучше. А как бок?
Я отомкнула кухонный вход, отнесла в дом кошелек и сумку для тренировок, затем вернулась, чтобы забрать два из четырех пакетов с продуктами. Фридрих, не говоря ни слова, подхватил оставшиеся и последовал за мной в кухню. Я так же молча сложила консервы в кладовку, мясо запихнула в холодильник, а пакеты с соком расставила по полочкам на дверце.
Распаковав сумки, сложив их и убрав в специальное отделение под раковиной, я села напротив Фридриха, который без приглашения успел занять место за простым деревянным столом, в упор посмотрела на него и спросила:
— Так что?
— Расскажите мне, что вы видели в ту ночь, когда был убит Пардон.
Я принялась изучать свои руки, обдумывая перспективы. Моей целью являлся покой, для этого надо было избежать вопросов полиции о моем прошлом. Но Фридрих в любом случае уже знал о нем, к тому же он проявил чрезмерное доверие к своим подчиненным. Моя история перестала быть тайной, и последствия этого оказались не настолько удручающими, как я того ожидала. Или же я сама изменилась.
Впрочем, если Фридрих явился только выслушать показания и после этого мне не придется тащиться в участок, то почему бы не рассказать ему о том немногом, что я видела? Думаю, Маршалл слегка застращал меня киношными байками о женщине, которая слишком много знает.
Фридрих терпеливо ждал. Присутствие этого великана тяготило бы меня меньше, если бы я была чиста перед законом. Тогда он не замедлил бы выразить мне свое одобрение. Я невольно приподняла уголок рта в сардонической усмешке. Умение создать располагающую атмосферу — вот чему, несомненно, был обязан Клод Фридрих репутацией хорошего полицейского.