Мы с Таттлом отправились к судье Уилтону и изложили ему суть дела. Он также счел уничтожение дома бессмысленным и в ходе беседы не раз дал понять, что согласен с Полом Таттлом: его покойный дядюшка был сумасшедшим.
— Старик был тронутым, сколько я его помню, — сухо сказал судья. — Что же до вас, Хэддон, можете ли вы встать перед судом и поклясться, что он был абсолютно нормален?
Я поежился, вспомнив о краже «Некрономикона» из Мискатоникского университета, и вынужден был признать, что сделать этого не могу.
Так Пол Таттл вступил во владение особняком на Эйлсбери-роуд, а я вернулся к своей юридической практике в Бостоне, не то чтобы разочарованный оборотом дела, но и не без некой затаенной тревоги, источник которой я не мог определить; не без незаметно подкравшегося ощущения близкой трагедии — в немалой степени питаемого воспоминанием об увиденном в гробу Амоса Таттла, перед тем как мы заколотили крышку и заперли гроб в вековом склепе на Аркхемском кладбище.
Лишь через некоторое время мне снова довелось увидеть мансарды под двускатными крышами заклятого ведьмами Аркхема и его георгианские балюстрады: в город я приехал по делу одного клиента — помочь защитить его собственность в древнем Инсмуте от полиции и правительственных агентов, полностью взявших под контроль этот наводненный нечистью городок, которого люди сторонились до сих пор, хотя прошло уже немало месяцев после загадочных взрывов, уничтоживших портовые кварталы и часть зловещего Рифа Дьявола. Тайна эта с тех пор тщательно скрывалась от публики, хотя я слышал об одном докладе, якобы излагавшем подлинные факты об Инсмутском Кошмаре: то была частным образом напечатанная рукопись некоего автора из Провиденса [31] . В то время проехать в Инсмут было невозможно — федеральные агенты перекрыли все дороги; тем не менее я представился нужным лицам и получил заверения, что собственность моего клиента будет полностью защищена, поскольку его владения располагаются на достаточном удалении от береговой линии. Затем я приступил к другим делам в Аркхеме, помельче.
В тот день я обедал в ресторанчике неподалеку от Мискатоникского университета и вдруг услышал, что ко мне обращается знакомый голос. Я поднял голову — передо мной стоял доктор Лланфер, директор университетской библиотеки. Казалось, он чем-то расстроен, и лицо его явно выдавало эту озабоченность. Я пригласил его отобедать со мной, но он отказался, однако сел за мой стол, как-то боком примостившись на краешке стула.
— Вы уже видели Пола Таттла? — отрывисто спросил он.
— Я собирался навестить его ближе к вечеру, — ответил я. — Что-то случилось?
Доктор Лланфер чуть виновато покраснел.
— Этого я не могу сказать, — осторожно ответил он. — Но в Аркхеме распускаются какие-то мерзкие слухи. И «Некрономикон» снова исчез.
— Боже праведный! Но вы, разумеется, не обвиняете в краже Пола Таттла? — воскликнул я с веселым удивлением. — Даже не могу представить, для чего ему может понадобиться эта книга.
— И все же она у Таттла, — стоял на своем доктор Лланфер. — Не думаю, однако, что он ее украл, и мне бы не хотелось, чтобы так это истолковали вы. Мне кажется, ему выдал ее на руки кто-то из наших служителей, который теперь боится признаться в столь страшной ошибке. Как бы то ни было, книга не возвращена, и я боюсь, нам придется самим идти за ней.
— Я мог бы спросить его при встрече, — предложил я.
— Заранее вам благодарен, — ответил директор с некоторой горячностью. — Насколько я понимаю, до вас еще не дошли те слухи, которым здесь сейчас несть числа.
Я покачал головой.
— Весьма вероятно, они лишь плод чьего-то воображения, — продолжал он, всем своим видом вместе с тем показывая, что столь прозаическое объяснение он не желает или не может принять. — Суть в том, что люди, проходящие поздно ночью по Эйлсбери-роуд, слышат странные звуки, которые явно доносятся из дома Таттла.
— Какие звуки? — спросил я, не без дурного предчувствия.
— Вроде бы шаги; однако, насколько я понимаю, этого никто не может сказать точно, вот разве что один юноша описал их как «влажные» и еще сказал, что звучат они так, словно «что-то огромное шлепает где-то близко по грязи и воде».
К этому времени я уже позабыл о тех странных звуках, что мы с Полом Таттлом слышали ночью после кончины старого Амоса, но тут воспоминание ко мне возвратилось. Боюсь, я несколько себя выдал, поскольку доктор Лланфер заметил мой внезапный интерес, но, к счастью, предпочел истолковать его в том смысле, что до меня и впрямь дошли какие-то местные слухи, что бы я там ни говорил. А я предпочел не развеивать его заблуждение — но мне вдруг остро захотелось более ничего об этом деле не слышать. И я не стал расспрашивать его о дальнейших подробностях, а он в конце концов поднялся из-за стола и отправился по своим делам, еще раз напомнив о моем обещании спросить у Пола Таттла о пропавшей книге.
Его рассказ, каким бы пустячным ни казался, стал для меня тревожным сигналом. Я не мог не припомнить многочисленные мелочи: шаги, что мы слышали, странный пункт в завещании Амоса Таттла, жуткие метаморфозы его трупа. Уже тогда в моем мозгу зародилось слабое подозрение, что во всем этом начинает проявляться некая зловещая цепь событий. Мое естественное любопытство возросло, хоть и не без известного привкуса отвращения и сознательного желания отступиться. Ко мне вернулось старое подспудное ощущение близкой трагедии, но я все равно исполнился решимости увидеть Пола Таттла как можно скорее.
Дела в Аркхеме заняли у меня всю вторую половину дня, и лишь в сумерках я оказался у массивных дубовых дверей старого дома Таттлов на Эйлсбери-роуд.
На мой довольно-таки настойчивый стук вышел сам Пол — и остановился в дверях, подняв лампу и вглядываясь в густеющую ночь.
— Хэддон! — воскликнул он, распахивая дверь шире. — Входите же!
Он действительно рад был меня видеть — я ничуть не сомневался, ибо нота воодушевления в голосе его исключала какие-либо иные предположения. Сердечность его приветствия также утвердила меня в намерении не передавать ему тех слухов, что до меня дошли, а к расспросам о «Некрономиконе» перейти, когда представится удобный повод. Я вспомнил, что незадолго до смерти дяди Таттл работал над филологическим трактатом о развитии языка индейцев сок [32] , и решил сперва поинтересоваться этой работой, будто ничего важнее нынче и не было.
— Вы ужинали, я полагаю, — сказал Таттл, проводя меня через вестибюль в библиотеку.
Я ответил, что поел в Аркхеме.
Он поставил лампу на стол, заваленный книгами, отодвинув при этом на край кипу каких-то бумаг. Пригласив меня сесть, он опустился в то же кресло, с которого, очевидно, встал, чтобы открыть мне дверь. Теперь я заметил, что вид у хозяина какой-то несвежий — Таттл давно не брился. К тому же он прибавил в весе: без сомнения, следствие его научных занятий, а потому — вынужденного пребывания в четырех стенах и недостатка физических упражнений.