Она приехала на следующее утро, и мне сразу стало ясно, что она уже бывала в этом доме — передвигалась она так, словно хорошо его знала.

— Вы ведь уже были здесь? — попытался я вызвать ее на разговор.

— Марши и Филлипсы — старинные друзья, — сказала она и взглянула на меня так, будто мне следовало это знать. И действительно, в тот миг я чувствовал, что говорит она, разумеется, правду. — Старые, старые друзья — такие старые, мистер Филлипс, как стара сама Земля. Старые, как вода и водолей.

Да, она была странной девушкой. Как я выяснил, она бывала здесь в гостях у дяди Сильвана — и не единожды. А теперь без всяких раздумий согласилась работать на меня, и я — после этого ее любопытного сравнения: «как вода и водолей» — невольно подумал о рисунке, который был вокруг нас повсюду. Вспоминая об этом сейчас, я полагаю: тогда во мне впервые запечатлелось это тягостное ощущение; впрочем, следующий подобный миг был отделен от первого лишь парой фраз.

— Вы слышите, мистер Филлипс? — неожиданно спросила она.

— Что именно? — недоуменно спросил я.

— Если бы слышали, вы бы не спрашивали.

Довольно скоро я пришел к выводу, что Ада нанялась не столько работать по дому, сколько ради того, чтобы иметь сюда доступ. Истинную ее цель я понял, вернувшись однажды с пляжа раньше назначенного: я застал ее отнюдь не за уборкой — она систематически и тщательно обыскивала большую комнату. Я некоторое время наблюдал за тем, как она берет с полок книги и листает их, осторожно приподнимает картины на стенах, скульптуры на полках — она заглядывала везде, где можно было что-нибудь спрятать. Я отступил в другую комнату и громко хлопнул дверью, а когда снова вошел в кабинет, она как ни в чем не бывало стирала с полок пыль.

Я подавил в себе первый порыв заговорить с ней об этом, решив не выдавать себя: если она что-то ищет, быть может, я смогу найти это первым. Поэтому я ничего не стал спрашивать, а вечером, когда она уехала, сам принялся за поиски — с того места, где она остановилась. Я не знал, что именно она искала, но мог определить размеры предмета хотя бы по тому, в каких местах она смотрела: должно быть, что-то небольшое, вряд ли крупнее обыкновенной книги.

«Может, это и есть книга?» — постоянно спрашивал я себя в тот вечер.

Потому что, увы, не нашел ничего, хотя искал до самой полуночи и сдался, когда совершенно изнемог; меня, правда, удовлетворяло уже то, что за вечер я продвинулся в своих поисках дальше, чем это назавтра удастся Аде, даже если в ее распоряжении будет большая часть дня. Я уселся передохнуть в мягкое кресло — из тех, что выстроились у стены, — и тут меня посетила первая моя галлюцинация. Я называю их так за неимением лучшего, более точного слова. Ибо я был весьма далек от сна, когда услышал звук, больше всего напоминавший дыхание какого-то огромного зверя; в тот же миг я очнулся, уверенный, что и сам дом, и скала, на которой он стоял, и море, плескавшееся о камни внизу, объединились в ритме этого дыхания, словно различные органы одного гигантского разумного существа. Я почувствовал себя так, каково мне становилось всегда, если я смотрел на картины некоторых современных художников, в частности — Дейла Николса [55] : для них земля и контуры пейзажа представляли собой гигантских спящих мужчин или женщин; короче, я ощутил, что отдыхаю на груди, животе или же лбу существа настолько громадного, что всей огромности его охватить разумом просто не могу.

Не помню, сколько длилась эта иллюзия. Я не переставал думать о вопросе Ады Марш: «Вы слышите?» Что она хотела этим сказать? Ибо определенно и дом, и скала были живыми и беспокойными, как море, что тянулось к горизонту, на восток.

Я долго ощущал эту иллюзию, сидя в кресле. Действительно ли дом колышется, будто вздыхая? Я верил своим органам чувств — и в то же время приписал эту особенность какому-то дефекту в его конструкции: местные жители, наверное, не хотят здесь работать как раз из-за странных колебаний и звуков.

На третий день я прервал Аду в разгар ее поисков.

— Что вы ищете, Ада? — спросил я.

С величайшей выдержкой она смерила меня взглядом и, видимо, поняла, что я заставал ее за этим занятием и раньше.

— Ваш дядя искал то, что, быть может, и нашел в конце концов, — совершенно искренне ответила она. — Мне тоже это интересно. И вы бы, возможно, заинтересовались, если бы знали. Вы похожи на нас — вы один из нас, из Маршей и Филлипсов, что были прежде.

— А что это такое?

— Записная книжка, дневник, бумаги… — Она пожала плечами. — Ваш дядя говорил о них со мной очень мало, но я знаю. Он уходил часто и надолго. Где он бывал? Быть может, достиг своей цели, ибо он никогда не уходил по земной дороге…

— Может, я смогу их найти?

Она покачала годовой.

— Вы знаете слишком мало. Вы — как… как посторонний.

— Вы мне расскажете?

— Нет. Разве говорят с теми, кто слишком молод и не понимает? Нет, мистер Филлипс, я ничего не скажу. Вы не готовы.

Я обиделся на это — и на нее обиделся. Но не попросил ее уйти. То была провокация — Ада бросала мне вызов.

2

Два дня спустя я наткнулся на то, что искала Ада Марш.

Бумаги дяди Сильвана были спрятаны там, где Ада искала в самом начале, — за полкой курьезных оккультных книг. Но лежали они в тайном углублении, которое мне удалось случайно открыть лишь из-за собственной неловкости. Там было нечто вроде дневника, а также множество разрозненных листков и просто клочков бумаги, покрытых крошечными буковками, в которых я признал дядин почерк. Я немедленно унес всю пачку к себе в комнату и заперся, словно опасался, что именно в этот час, прямо посреди ночи, за ними придет Ада Марш. Совершенная нелепость, ибо я нисколько ее не боялся — напротив, меня тянуло к ней гораздо сильнее, чем я мог даже помыслить, когда мы впервые встретились.

Вне всякого сомнения, находка бумаг стала поворотным пунктом в моем существовании. Скажем так: первые двадцать два года были статичны и прошли в ожидании; первые дни в доме дяди Сильвана на побережье стали переходом от прежнего состояния к тому, что должно было наступить; поворот случился с моим открытием — и, разумеется, чтением — дядиных бумаг.

Но что я мог понять по первому отрывку, попавшемуся мне на глаза?

«Подз. конт. шельф. Сев. край в Иннс. протяженностью прим. до самого Сингапура. Ориг. источник у Понапе? А. предполагает: Р. в Тихом вбл. Понапе; Э. считает: Р. у Иннс. Б-ство авторов предполагают большую глубину. Может ли Р. занимать конт. шельф целиком от Иннс. до Синг.?»

Это было только начало. Со вторым отрывком дело обстояло не лучше:

«К., который ждет, видя сны, в Р., — это всё во всем и везде. Он в Р. у Иннс. и на Понапе, он среди о-вов и в глубинах. Как связаны Глубинные? Где Обад. и Сайрус впервые вступили в контакт? Понапе или меньший о-в? И как? На суше или в воде?»