– А вас отпустят из театра?
– Пока вы спали, я успела побывать в «Гранд-Опера» и всё уладить. Это было просто: увы, летом и в начале осени театры не собирают полные залы. Молодые люди, я не стану убирать со стола на случай, если вы вернетесь раньше меня. Чайник подогреете сами.
* * *
Париж бушевал. На улицах толпились люди. Разносчики не успевали выносить газеты из типографий – листки тут же расхватывали. Анж, уверенный в том, что суета является продолжением вчерашних волнений по поводу убийства мсье Жореса, был в немалой степени удивлен: неужели парижане так любили этого социалиста?
Селена жила в небольшом старом доме неподалеку от Восточного вокзала. Помогая спутнице сойти с подножки фиакра, Дежан оглядел фасад с потрескавшейся штукатуркой, остроконечные окна в готическом стиле и потертые ступени крыльца. Высокая крыша, выложенная рыжей черепицей, была двускатной и очень высокой. Очертаниями она более приближалась к немецкой архитектурной традиции. Из длинной каменной трубы струился дымок и тут же растворялся в осеннем воздухе. Увитые пожелтевшим плющом колонны замерли по обе стороны массивной двери парадного входа. По контуру дверь была обита листами потемневшего железа. Особое впечатление производили кованные в виде стрел петли, то ли и вправду старинные, то ли искусно сработанные под средневековье.
Конечно, ей не может не нравиться этот дом. Душа Селены полна романтики…
– Не слишком респектабельно, правда? – Девушка заметила интерес Анжа. – Подобрать жилье получше не было времени. Зато в дворике прекрасные хризантемы – мсье Соваж опытный садовник. Здесь очень уютно, шум от железной дороги почти не слышен.
На крыльце появился лысый старичок с длинным мясистым носом и округлой бородой. Он был одет в старомодный костюм. В глазу поблескивал монокль.
– Здравствуйте, Селена! – сказал он девушке и улыбнулся Анжу – зубы у него были на удивление ровными и белыми. – Значит, вы разыскали своего молодого человека.
– Анжелюс Дежан, – представился художник.
– Шарль Соваж, – рукопожатие старика оказалось более крепким, чем можно было ожидать. – Очень рад за вас.
– Знаете, – Селена замялась, – я переезжаю…
– Как жаль! – Улыбка старика несколько потускнела. – А ведь я начал к вам привыкать. Но не обращайте внимания. Вы молоды, так и должно быть.
– Мне у вас очень нравится! – заверила девушка. – Анж, ты не возражаешь, если мы будем навещать мсье Соважа почаще?
– Ну что ты! – Дежан знал, как бывает тяжело одиноким людям. – Если любезный хозяин окажет честь принимать нас…
– В любое время! – оживился старик. – Я почти не выхожу из дома, только в свой сад. Надеюсь, вам не в тягость моя болтовня. Пока не похолодало окончательно, мы сможем выставлять плетеные кресла на свежий воздух. Если озябнете, я вынесу теплый плед. Тогда мы будем потягивать мерло из богемских бокалов, любоваться звездами и рассуждать о жизни…
Мсье Соваж вздохнул, по-птичьи взмахнул руками и быстрой походкой направился в дом. Селена и Анж последовали за ним.
Девушка занимала маленькую комнату с зелеными обоями, к которым были приколоты булавками полдюжины потрепанных, но всё еще красочных афиш с жизнерадостными клоунами, акробатами и силачами. Одну афишу Дежан узнал сразу…
Два узких окошка комнаты выходили на западную сторону. Скудный свет выхватывал из полумрака шкаф и невысокий стол с желтой скатертью. На нем стояла хрустальная пепельница и бледная алебастровая ваза в китайском стиле, аляповато разрисованная красными драконами. По обе стороны вазы располагались простые подсвечники. Немного далее находился стальной поднос с почтовым конвертом и костяным ножиком для разрезания бумаги.
Один из крохотных подоконников занимала пачка писчей бумаги, придавленная увесистой чернильницей. Левее, у стены, стоял диван, не слишком большой, но достаточный, чтобы на нем поместился человек среднего роста. Диван был обтянут грубоватой, прожженной в нескольких местах обивкой с полустертыми изображениями ландышей.
Напротив круглого зеркала у камина, на стуле возвышалась перевязанная бечевой стопка книг.
В комнате царил запах старины. Он был чуть затхлым, но не таким, как в театре. Здесь жили, жили постоянно, и каждый оставлял в этой комнате частичку души, отпечаток пустых мечтаний и несбывшихся надежд.
– Знаешь, Анж, а ведь мне здесь действительно очень нравилось, – призналась Селена. – Это место было для меня едва ли не единственным в последнее время, где я не так остро ощущала одиночество. Можешь представить, в городе, в толчее и шуме, на рынках и в кафешантанах сердце рвется от жалости к самой себе. А в этой комнате, как награда за дневную боль, уют и покой; они убаюкивают. Если здесь и есть призраки, то очень добрые… У тебя остались сигареты?
– Найду, – Анж порылся в кармане. – И папиросы. Только они крепкие.
– Сигарету, – девушка прикурила от зажженной им спички и взяла со стола пепельницу.
Они молчали. В эту минуту художник понял, что навсегда прощается с прежней жизнью. И что Селена чувствует то же самое, но значительно острее. Растерянная девчонка в трико осталась там, на мосту. Сейчас рядом с ним находилась умная и серьезная женщина. Сильная. Живая. Искренняя.
– Послушай, Анж, – вполголоса сказала она. – Я часто меняла судьбу. Настолько часто, что на моей жизни гораздо больше переломов, чем на теле – теле упорной, но не слишком везучей акробатки. Пообещай, что этот перелом последний. И мы его залечим сегодня ночью.
– Тогда доверься мне полностью. Довольно потрясений.
– Их впереди еще много, – прошептала девушка.
Анж поцеловал ее в уголок губ.
Она отстранилась, присела на краешек дивана и поставила пепельницу на пол. Медленно легла на нарисованные ландыши. Губы Селены дрогнули; в их шевелении Дежану почудилось беззвучное «прощай».
Затем она резко встала, погасила сигарету и вытащила из шкафа тяжелый чемодан.
– Не удивляйся, я всегда готова к переезду, – сказала она, а потом решительно добавила: – Вынеси, пожалуйста, вещи. Мне следует рассчитаться с мсье Соважем… Не возражай и спрячь кошелек. Здесь жила я, а не ты.
В дверь постучали.
– Мсье Дежан… – В комнату робко заглянул хозяин. – Будьте любезны зайти ко мне на несколько минут: хочу показать нечто любопытное. Мадемуазель, вы не будете против? Кто знает, когда вам еще удастся навестить старика.
– Речь идет о его коллекции, – прошептала Селена художнику, потом заговорила вслух: – Разумеется, я даже настаиваю на этом.
Несмотря на теплую погоду, у мсье Соважа был разожжен камин. Нельзя сказать, чтобы он горел – скорее тлел, не позволяя сырости господствовать в помещении. Хозяин объяснил, что сухой воздух необходим для лучшей сохранности экспонатов.
Стены и пол комнаты покрывали старинные ковры, расшитые замысловатыми узорами, причем кое-где среди элементов декора встречались геральдические изображения белых лилий. Безусловно, ковры были прекрасны и замечательно сохранились. Однако в комнате было нечто, заставившее Анжа сразу позабыть о них…