Это даже хорошо, что Людовика срочно отправляют, легче будет объяснить свое исчезновение. Просто пропасть, ничего не объясняя, жестоко. Остаться я не могу, в этом Мари тоже права.
В этой жизни мы не равны, я никоим образом не смогу объяснить ни родным герцога, ни ему самому, кто я такая. И заставить Мари признать меня пусть и дальней и нищей родственницей тоже не смогу, в её власти завтра объявить меня самозванкой. Даже если она согласится, проявив чудеса самоотверженности, во что мало верится после всех сделанных мне гадостей, я буду у нее в долгу всю оставшуюся жизнь.
Какую жизнь? Я практически бессмертна, мало того, не буду изменяться внешне, значит, и рядом с Луи быть долго не получится, на меня и без того косятся. Сколько я смогу даже без венчания жить рядом с ним – год, два, десять лет? А потом? А дети?
Повторить судьбу Мари – вечно скрывать свое прошлое, выдавать себя за другую, менять имена, бояться, что разоблачат, отправят на костер, как ведьму?
Это даже хорошо, что у нас такое противостояние с Мари, что она меня предала, сама я бы не решилась все разорвать.
Луи моему появлению изумился, но еще раньше удивилась я, потому что у дворца стояли гвардейцы короля! Как я в ту минуту ненавидела голубые плащи с крестами!
Прикрыла лицо плащом и бросилась во дворец.
– Мадам!
– Пропустите, мне нужно кое-что передать герцогу.
Меня пропустили, даже были вежливы, увидев де Тревиля собственной персоной, я бросилась к нему:
– Герцог арестован?
– Нет, мадам, что вы. – Слава богу, он меня не узнал! – Мы только привезли приказ короля отбыть в Прованс и должны проводить герцога де Меркера до Орли.
– Или в Бастилию?
Тревиль рассмеялся:
– Нет, что вы! Это же не герцог де Бофор.
Людовик был одет и готов ехать. Он подтвердил:
– Его Величество приказал срочно отбыть к месту службы. Ума не приложу, чем провинился. Наверняка отец или Франсуа снова что-то натворили. Но Тревиль клянется, что ничего не слышал.
Я поняла одно: сейчас Луи нельзя ничего говорить, если его отправят в Бастилию, немного времени, чтобы вытащить его оттуда даже ценой собственного унижения перед королем, у меня есть. Что ж, похоже, моей последней сценой здесь будут не любовные объятья с Людовиком де Меркером, а ублажение едва живого короля. Предательство Мари не оставило мне выбора.
Поцелуй получился страстным и долгим. Конечно, меня уже узнали, конечно, королю донесут, но я не могла отпустить Луи без вот этого поцелуя.
Сердце сжималось не только от понимания, что он последний, но и от того, что я самим своим существованием, своей любовью занесла над любимым человеком дамоклов меч королевской ревности.
На эти последние минуты постаралась выбросить из головы все мысли об опасности и короле, я навсегда прощалась с Луи, при чем здесь какой-то король?!
– Я вернусь и уже не выпущу тебя из своих объятий!
– Да, Луи.
Вот он XVII век, не сказал «женюсь», женитьба и любовь не одно и то же. Чаще наоборот, муж, любящий свою собственную жену, слывет чудаком, а верная мужу жена странной.
Но я прекрасно понимала, что жениться на мне он не может не только из деловых соображений, не потому что я не ровня внуку короля, а потому что я из другого мира.
– Жди! – он уехал во главе отряда мушкетеров.
Помогая мне сесть в карету, Тревиль сжалился:
– Мадемуазель, не беспокойтесь, приказано просто сопроводить герцога до Фонтенбло и убедиться, что он отбыл в Экс. Никакой Бастилии или Венсенна. Вероятно, Его Величество просто не хочет иметь в Париже одного из Вандомов.
Логично, если не знать о том, что сделала моя драгоценная наставница.
– Мсье де Тревиль, вы вернулись служить королю?
– Да, кардинал умер, меня вернули на место.
На следующий день у меня появилась возможность увидеть короля и сказать ему несколько слов. Вернее, начал он сам:
– Мадемуазель, вчера вы нанесли визит м-м-м… несколько неподобающего вида.
Я уже придумала, что врать. Ахнула:
– Ваше Величество! От вас ничего не скроется в этом государстве! Я ездила попрощаться к герцогу де Меркеру. Он срочно отбывал в Экс.
– Вы открыто признаетесь в своей связи с герцогом? – тон Людовика стал ледяным, но сквозь этот лед все равно сквозили нотки обиды.
– Ваше Величество, я могу открыть вам страшную тайну?
– Я не люблю хранить дамские тайны, мадемуазель, вам это известно.
Все еще строго, но уже появилось любопытство. Он же прекрасно понимал, что описывать ему горячие объятья герцога де Мекера я не стану.
– Она не дамская. Герцог из скромности и скрытности не рассказывает, что однажды спас меня от разбойников.
Король смотрел недоверчиво, пришлось горячо убеждать.
– Да, Ваше Величество! В районе Орлеана на нас напали, моих спутников перебили, и если бы не герцог, неизвестно что было бы со мной!
– А как там оказался сам герцог?
– Не знаю, – я пожала плечами как можно беззаботней, – но он спас меня. Потому я благодарна герцогу де Меркеру. Но спасти родственницу кардинала Ришелье для Вандомов не заслуга, согласитесь…
Король рассмеялся, пусть несколько натянуто, но уже слышалось облегчение.
– Я узнала, что он уезжает в Прованс, и поспешила пожелать доброго пути.
Интересно, Тревиль рассказал ему, в чем именно заключалось пожелание и как выглядело? Я надеялась на порядочность главы мушкетеров и его способность хранить не только королевские, но и просто дамские тайны.
Кажется, не рассказал, поскольку король был со мной любезен, хотя явно выдерживал дистанцию. А я ломала голову, как узнать, не в ссылке ли Меркер.
В конце концов, решила спросить напрямую:
– Ваше Величество, герцог де Меркер в Экс сослан?
– Нет, но почему вас это интересует?
– Не хочу идти против воли короля, если с герцогом запрещена переписка, то и я писать не буду.
– Герцог не в ссылке и переписка ему не запрещена. Но о чем вы намерены писать герцогу де Меркеру?
Ах ты господи, какие мы обидчивые! Почти губы надул. Снова пришлось изворачиваться:
– В салоне маркизы де Рамбуйе почти завершили словарь новой лексики. Я обещала герцогу сделать копию, когда будет готова, хочу отправить.
– Герцог бывал в салоне мадам де Рамбуйе?
– Да…
Чуть не сказала, что мы там и познакомились, но вовремя прикусила язык.
– И вы бываете? Неужели вам нравятся подобные глупости?