– Да, он в замке. И следит за тобой. Он все время следит за тобой.
– Тогда он дурак. – Элейн повернулась к Ронвен, чтобы та расшнуровала ей платье. Она не могла поверить, что он был в зале, а она не заметила его.
– Скажи только словечко, сокровище мое, я так пугану его… – тихо предложила Ронвен.
– И скажу, – шепотом ответила Элейн.
Она легла в постель, и за ней задернули занавеси полога. Комната освещалась огнем в камине. Стук в дверь поднял Ронвен на ноги. Две другие женщины крепко спали, завернувшись в одеяла.
Ронвен с опаской приоткрыла дверь. За порогом стоял Дональд Map. Он держал в руке фонарь, колеблющимся пламенем слабо освещавший стены.
– Простите, я подумал…
– Вы подумали, что это комната графини Файф. – Ронвен не шептала, а шипела, как змея. – Она не хочет вас видеть. Она не желает иметь ничего общего с вами, вы это понимаете? – Ей было даже немного жалко молодого человека – в дрожащем свете фонаря она увидела, какое горе отразилось у него на лице. – А теперь уходите, не ждите, пока вернется лорд Файф и застанет вас здесь.
– Лорд Файф беседует с моим отцом и сэром Аланом Дервардом, и это еще на несколько часов… – Дональд глянул поверх Ронвен на кровать, и его лицо просветлело.
– Миледи!
Услышав приглушенные голоса в дверях, Элейн раздвинула занавеси полога. Ее волосы были распущены, плечи обнажены. Ниже она завернулась в легкое покрывало. Она рывком перекинула ноги через край кровати и встала.
– Дональд. – Голос ее сорвался, сердце готово было выпрыгнуть из груди. – Что ты тут делаешь?
– Элейн! Миледи! – Не обращая внимания на сопротивление Ронвен, он ворвался в комнату и, бросившись на колени перед своей возлюбленной, приник поцелуем к ее руке. – О, милая моя, как долго я тебя не видел! Как я соскучился!
Элейн посмотрела на двух спящих женщин и перевела взгляд на Ронвен.
– Сторожи у входа! – тихо приказала она ей. Взяв Дональда за руку, Элейн заставила его встать с колен. – Идем сюда, к окну. Мне надо поговорить с тобой.
Ронвен вытащила маленький кинжал, который до сих пор носила у пояса под платьем.
– Я могу позвать на помощь, миледи.
– Не будь дурочкой! – воскликнула нетерпеливо Элейн. – Не видишь разве, что я сама этого хочу! Если ты любишь меня, помоги нам. Посторожи за дверью, и никому ни слова!
Ронвен так и осталась стоять с круглыми глазами и открытым ртом. Элейн увлекла Дональда к окну. Тяжелые занавеси отделяли холодную оконную нишу от комнаты. На ледяном холоде они стояли, скрытые за занавесями, и в темноте вглядывались друг другу в лица. Дональд робко протянул к ней руки:
– Любовь моя.
Их руки встретились, и он нежно привлек ее к себе. Все ее клятвы навсегда оставить его были мгновенно забыты, едва она взглянула ему в глаза. Забыт был Малкольм, забыты ее грезы об Александре – словно не было этих двух лет разлуки. Дональд стал еще красивее, чем прежде. Для нее уже не существовало ничего, кроме страстного желания ощущать его губы на ее губах. Она в отчаянии покачала головой:
– Дональд, мы сошли с ума.
– Это сильнее меня. Ты мне нужна. И ты хочешь меня, не спорь со мной.
Еще миг – и его рука уже коснулась ее обнаженного тела под покрывалом, в которое она куталась. У нее замерло сердце, но она не оттолкнула его. Как будто не желая того, что должно было случиться, она закинула голову и в тот момент почувствовала его губы на своих губах. Нет, это не был легкий, волнующий поцелуй ее любовника-призрака. Он целовал ее жадным, страстным поцелуем вожделеющего мужчины. Элейн поразило то, что и в ней плоть отозвалась с такой же страстью.
– Мы не должны этого делать, – оторвавшись от его губ, прошептала она.
– Нет, должны, – ответил он, отбросив все прежние колебания и уверения в том, что будет поклоняться ей на расстоянии. Два года, что они были в разлуке, Дональд постоянно мечтал о ней, и в его мечтах она уже давно принадлежала ему, и только ему. Он уже не стеснялся. Его руки нетерпеливо срывали с нее покрывало.
– Ты хочешь этого не меньше, чем я, не притворяйся! – Он говорил это улыбаясь, она слышала это.
– Дональд… – простонала она. Колени подгибались под ней. Он был прав, она хотела его. Страстно, невыносимо. Она не сопротивлялась, когда он, сбросив с нее покрывало на неровный каменный пол между нишей окна и занавесом, увлек ее вниз.
Ронвен замерла у двери, глядя на тяжелый занавес над окном. В руке у нее все еще был зажат нож. Значит, Малкольм Файф обманывал ее. Элейн любила Дональда Мара, и ей уже не нужен был ни ее муж, ни любовник-призрак. Присев у огни, она протянула к теплу застывшие руки.
Элейн лежала неподвижно; ее тело, насладившееся ласками молодого человека, наконец отдыхало. Дональд сладко спал в ее объятиях. Голова его покоилась на ее груди. Она не испытывала ни чувства стыда, ни вины. Ей было хорошо и спокойно, но она знала, что его пора было разбудить. Ей было ужасно жестко на полу, и, кроме того, с минуты на минуту мог вернуться Малкольм. Но мысль о том, что этот блаженный миг кончается, была невыносима для Элейн. Ее рука потянулась к голове Дональда и стала ласкать его спутанные кудри.
Открыв глаза, она устремила взгляд наверх, на каменную арку над окном, под которым они лежали. Вдруг что-то привлекло ее внимание – какой-то темный силуэт в темноте. Сощурив глаза, она старалась разглядеть, что это было. Ей показалось, что кто-то, сидя в углу ниши, наблюдает за ними.
Волна гнева и скорби, хлынувшая на нее из оконной ниши, окутала их с Дональдом тяжким покровом, грозя поглотить их обоих.
– Александр! – беззвучно шептали ее губы. – Прости меня, мой милый, прости меня.
XXIII
Малкольм смерил Ронвен холодным взглядом.
– Я полагал, вы справитесь с этим делом.
– С каким делом, милорд? – Она с недоумением смотрела прямо ему в глаза.
– С Дональдом Маром. – Он чуть снизил голос, сквозь зубы произнося это имя. – Вы знаете, что я имею в виду.
– Мне кажется, сын лорда Мара находится здесь в составе свиты своего отца, – ответила Ронвен. – Если вы считаете, что ему лучше уехать, поговорите с господином камергером двора, самим лордом Маром. – Присев в легком поклоне, она удалилась. Малкольм с перекошенным от ярости лицом смотрел ей вслед.
XXIV
Годстоу. Январь 1260
Эмма Блоуэт, аббатиса обители Годстоу, строгими глазами смотрела на представшего перед ней рыжеволосого молодого человека. Он и двое его спутников были в темных плащах поверх кольчуги. На дорогих одеждах не было нашитых гербов, но надменность в его манерах выдавала в нем человека благородного происхождения. Она выпрямилась.
– Простите, но принцессу Аберфрау нельзя видеть. – Своим тоном она давала понять, что считает проявлением дурного вкуса употребление полного титула содержащейся в монастыре сестры Изабеллы. Молодой человек в своей просьбе о встрече с ней назвал сестру Изабеллу именно так.