– Кто здесь? – резко спросила она. Ответа не было. Из спальни Изабеллы, которая осталась у нее за спиной, не доносилось ни единого звука. Стояла гробовая тишина, которую нарушал только посвист ветра за окном.
Элейн спустилась по коридору к лестнице и глянула вниз. Ступеньки исчезали в темноте.
– Кто здесь? – снова спросила она, уже более твердым голосом. Почти не понимая, что делает, она пошла по ступенькам вниз. Туфли ее бесшумно ступали по дереву. Было лишь слышно, как шуршат ее юбки, касаясь ступенек и опадая вниз.
Спустившись до конца, она снова остановилась. Лестница приводила к одному из коридоров. Справа, за занавеской, был вход в большой зал, где сидели или лежали несколько слуг, слушавших чтение бродячего поэта. Слева от нее находился темный, обитый деревом коридор, который вел в залу, а дальше шли отдельные разбросанные постройки дворца. И снова, не отдавая себе отчета в том, что она делает, Элейн пошла дальше. Было темно; в дальнем конце коридора брезжила тусклая полоска света от факела, который один из часовых укрепил в стенной нише в опасной близости от соломенной кровли. Позади была зарешеченная дверь, которая вела во двор; Элейн повернула за угол – охранников там не было. В здании стояла полная тишина, и только ветер, который забирался под деревянную крышу, блуждал в дверных проемах и в огромных коридорах, а потом с ревом вырывался прочь из замка.
Элейн остановилась у двери и осмотрелась; часовых не было, и проход был безлюден. Кухня поблизости тоже оказалась пустой. Повара, отмыв сковородки и загасив огромные кухонные печи, видимо, тоже перебрались в зал, чтобы послушать стихи.
Она повернулась к двери и, словно повинуясь какому-то далекому зову, увидела засов, прочно запиравший дверь. Тяжелый засов был сделан из выдержанного дуба и вставлен в кожаные проушины, сделанные с обеих сторон дверного проема. Элейн вздохнула, взялась за засов и потянула его. Засов не поддался; Элейн нахмурилась. Она чуть наклонила голову, будто прислушивалась к голосу, принесенному ветром, от которого факел на стене шипел и дымился. Был ли кто-нибудь там? Звал ли он ее? Элейн снова прислушалась и почувствовала, как по ее спине и шее пробежала дрожь.
После второго яростного толчка засов вылетел из одной проушины; его свободный конец оказался слишком тяжелым, чтобы Элейн могла удержать его, и он с грохотом вывалился у нее из рук. Она предприняла еще одну попытку и высвободила другой конец, отскочив назад, когда засов рухнул на землю. В тот же момент под порывом ветра распахнулась дверь, и факел тут же погас. Элейн замерла, чувствуя, как ветер треплет ее одежду; его порывы с ревом гнули и раскачивали деревья у холма. Она осторожно перешагнула через засов и очутилась на заснеженном внутреннем дворе.
У ворот, выходящих к реке, стояли двое часовых; они забились в укрытие возле частокола, который защищал эту часть дворца.
– Откройте ворота. – Элейн сказала это грозно, и слышно ее было довольно далеко. Ее вуаль сбилась на волосы, тщетно пытаясь вырваться из-под капюшона плаща.
– Миледи, – один из часовых вытянул вперед тускло горящий фонарь, – нам приказано никого не впускать и не выпускать с наступлением сумерек. – Его темное угловатое лицо едва виднелось в тусклом свете свечи, мерцавшей в роговом фонаре. В другой руке он держал обнаженный меч.
– Эти приказы не для меня. – Элейн остановилась. – Откройте ворота и закройте их за мной. Когда я вернусь назад, я постучу.
Она увидела, как стражник неуверенно взглянул на своего напарника, увидела, как тот в ответ кивнул; в глазах у обоих был страх. Но Элейн было все равно, она даже не знала, почему так хочет уйти из дворца и куда она пойдет по этому глубокому замерзшему снегу. Она подождала, пока ворота открылись, и прошла, даже не взглянув на охранников. Затем ворота закрылись за ее спиной, и она осталась одна в темноте.
Элейн шла очень медленно, чувствуя, как порывы ветра с силой толкают ее вперед и как ее плащ обвивается вокруг тела, словно живое существо. Ветер швырял в нее снег с дождем – в кромешной мгле он обжигал ее щеки и морозил пальцы, когда она пыталась плотнее запахнуть плащ. Иногда Элейн слышала, как где-то вдалеке выл одинокий волк; она шла по скользкой тропинке, бежавшей мимо нескольких стоявших рядом домов и огибавшей церковь и мельницу. Тропинка вела вверх, к реке, а потом шла через горы; она пролегала здесь еще с римских времен, с эпохи древних богов. Элейн легко шла в темноте по светлой от снега тропе.
У самой кромки воды, где деревья снова сгущались над тропинкой, ее ждал Эинион, но ей почему-то не было страшно. Элейн ничего не видела; она закрывала лицо от снега с дождем и тем не менее знала, что это был он. Его плащ был темнее, чем ночь вокруг, и на фоне этой темноты выделялась белая борода барда. Чтобы подбодрить себя, Элейн крепко сжала замерзшими пальцами распятие под своим плащом – то, которое подарил ей Джон.
Стоя возле Эиниона на берегу реки, Элейн не видела воды, лишь только иногда виднелась белая пена, которая с ревом неслась по реке к морю, и земля дрожала под ее ногами от бурного течения реки.
– Это ты звал меня? – наконец спросила она; голос ее звучат на ветру необычайно громко. За ледяной моросью она все же чувствовала запахи земли, горький запах гниющей прелой листвы, намокшей от снега у нее под ногами, и холодный запах папоротника и мха, поднимавшийся вверх от мокрых камней.
– Это вы хотели видеть меня, принцесса.
Теперь она видела его лицо, его острые, пронзительные глаза. Неужели она действительно хотела встретиться с ним? Теми долгими днями и ночами, когда Элейн, больная, лежала в Фозерингее, обрывки видений постоянно всплывали у нее в голове. Хотела ли она получить какую-то поддержку или научиться управлять видениями, когда подошла так близко к другому миру, миру, который был отделен от реальности невидимой завесой? И в самом деле, хотела ли она узнать, как проникнуть в этот мир? Или она убедилась, что Эинион был единственным, кто мог помочь ей в этом?
– Мне действительно нужна твоя помощь, – наконец сказала она. – Я вижу что-то, но не могу предотвратить то, что вижу…
Очень долго он ничего не отвечал, и Элейн спросила себя, слышал ли он ее слова сквозь шум деревьев на ветру и волн в реке. Наконец он повернулся к ней и протянул ей руки; она без колебания подошла к нему.
– Твой путь больше не проходит через горы Эрири, принцесса, – медленно сказал он. – Твоя судьба теперь далеко отсюда. В тот день, когда ты покинула Абер и отправилась к мужу, ты изменилась, как будто заяц превратился в кошку или олень – в лошадь. Ты уже свернула с пути, который я так хотел уготовить тебе. Но такова воля богини, и это она благословила тебя. Она позволит тебе увидеть то, что надо будет видеть, и поможет тебе многое понять, если на то будет ее воля. Теперь ты идешь ее путем.
– И куда ведет мой путь? Ты знаешь это? – Она смотрела ему в лицо. Глаза его были почти невидимы в темноте, и Элейн не могла разглядеть, о чем они говорили.
Снова наступила тишина. Элейн ощущала, как из его рук в ее тело вливаются силы. Она чувствовала, как его взгляд устремился внутрь ее головы.