– Клер... это был несчастный случай... – Пол, в ужасе от содеянного, смотрел на труп собаки. Кровь, сочившаяся из укуса, пропитала рукав его куртки.

– Это был не случай! – Она взглянула на него. Ее бледное лицо в свете луны было залито слезами. Она дрожала как лист, зубы ее стучали. – Ты нарочно ее застрелил. Я тебя никогда не прощу за это, Пол! Никогда! Ты специально убил ее! – Голос Клер пресекся от рыданий.

– Что случилось? Я слышал выстрел. – Джек, задыхаясь, подбежал к ним. – Какого черта здесь происходит! Клер, ты ранена?

Она молча покачала головой, баюкая на коленях голову собаки.

– Каста? – прошептал Джек. – Ради Бога, объясните, что случилось? – Он забрал у Пола ружье и отвел затвор, чтобы вынуть патрон.

– Это был несчастный случай, глупейший несчастный случай, – произнес наконец Пол. – Собака напала на меня. У меня под рукой было ружье...

– Ты застрелил ее, Пол. Ты прицелился и намеренно застрелил ее. – Клер подняла опухшее от слез лицо. На ее плаще было пятно от крови Касты. – Зачем ты принес сюда заряженное ружье? Чтобы охотиться? В темноте? Кого ты собирался убить? – Внезапно она осеклась. – Меня, правда? Ты собирался убить меня! Вот почему ружье было заряжено...

– Клер... Клер, пойдем, детка, ты не понимаешь, что говоришь, – Джек нагнулся и осторожно положил руки ей на плечи, пытаясь заставить встать. – Вставай. Пойдем в гостиницу.

– Я не оставлю ее здесь, на снегу. – Неожиданно она снова всхлипнула, уткнувшись лицом в мех собаки. – Я не брошу ее одну. – Она крепче прижала к себе тело Касты.

– Я ее отнесу. Идем. – Джек взял Клер за плечи и поставил на ноги. – Мы ее не бросим. – Он поднял тяжелый труп собаки и, не оглянувшись на Пола, стал спускаться к гостинице.

Джек вырыл могилу в саду, рядом с террасой, где Каста любила лежать на солнышке. Пол не предложил ему помочь, а Джек не просил.

– Лучше сделать это прямо сейчас, – сказал он Клер, налив ей стакан бренди. – Идет снег, и, если еще ударит мороз, завтра земля станет совсем твердой.

Клер безмолвно кивнула. Джек завернул тело в плед и осторожно положил на пол у двери. Слышно было, как на кухне плачет Катриона, которая вместе с матерью чистила картошку к ужину.

Клер, все еще в окровавленном плаще, постояла у могилы, дожидаясь, пока Джек принесет собаку из дома. Тело уже остыло и почти окоченело. Клер еще раз поцеловала мягкий мех на макушке Касты, затем отвернулась и пошла к гостинице.

Видеть, как холодная земля сыплется с лопаты на несчастное неподвижное тело, лежащее на дне темной могилы и уже одетое саваном снега, – было выше ее сил. Она бы не вынесла подобного зрелища.

Клер медленно поднялась по лестнице в спальню. Захлопнув за собой дверь, с волосами, мокрыми от снега, она в оцепенении двинулась к кровати и, не сняв ни сапог, ни пальто, рухнула на постель и уткнулась лицом в подушку.

Глава тридцать первая

Пятно крови на траве в развалинах древней часовни медленно размывал снег. Оно постепенно бледнело и наконец исчезло. Эхо в замке молчало. Эти камни видели слишком много крови, чтобы еще одно убийство могло потревожить их покой. Но Клер, забывшаяся тяжелым сном, металась на постели. Видения вернулись. Решетки, пойманная птица, глаза. Теперь она уже знала, что ее сон – кошмар другой женщины.

Сон приходил и уходил приступами, не считаясь со сменой дня и ночи. Съежившаяся, ослабевшая, разбитая, Изабель жаждала мгновения, когда сон охватит ее, но и боялась его, так как за сном следовало пробуждение, вновь тошнотворное понимание, что все происходящее – не сон. Сама действительность была кошмаром.

В ее снах порой присутствовала надежда, что Роберт придет спасти ее, найдет способ ее освободить. Просыпаясь, Изабель не думала о нем. Ее сознание немело.

Она потеряла представление о времени. Вороны расклевали страшную голову на пике. Теперь там был голый белый череп.

Две женщины из Берика, приносившие Изабель еду, а иногда смену одежды, всякий раз выказывали ей свою враждебность. Они никогда с ней не разговаривали. У нее не было убежища, кроме навеса, скрывавшего отхожее место, а там было слишком тесно, чтобы переодеться, приходилось ждать темноты.

Стражники часто менялись: одни и те же редко появлялись на посту более, чем на день или два. Иногда Изабель узнавала лица, но чаще они оказывались совсем незнакомыми. Сначала она пыталась завоевать их расположение, пыталась льстить, умолять, затем – угрожать. Ничего не помогло. Теперь она отчаянно цеплялась за остатки собственного достоинства и неподвижно сидела у задней стены клетки. Долгие ночи сменялись бесконечными днями. В промозглые и студеные она жестоко замерзала, в сырые и дождливые ее одежда и одеяла становились скользкими, пропитанными влагой и повсюду расползавшимся черным грибком. Потом появилось солнце. Поначалу она обрадовалась ему, но затем стала бояться. Безжалостное светило висело на раскаленном небе, медленно продвигаясь на юг, а оттуда на запад. От его обжигающих лучей негде было укрыться. Покрываясь потом, страдая от мучительной головной боли и жестокой рези в глазах, Изабель почти теряла сознание. Она просила у стражников пить, но только раз в день ей приносили кувшин холодной воды из колодца.

Она не слышала ни слова о Роберте и его сторонниках. Она ничего не знала ни о его бегстве, ни о возвращении в Шотландию. Но до нее дошли слухи, что король Эдуард умер. Эта новость облетела Берик. Эдуард II – король! Молодой человек, который был другом ее брата. Изнемогая от возбуждения и надежды, она ждала известия, что приговор злобного старого короля пересмотрен и ее освобождают. И не дождалась. Она умоляла стражников привести кого-нибудь, кто бы рассказал, что происходит, но никто не явился. Время шло.

Король Эдуард II, втянутый в войну с Робертом, тайно подтвердил приговор. Графиня Бакан должна оставаться в клетке, пока не умрет. Одна из женщин, злобно глядя на Изабель, снизошла до того, чтобы рассказать ей, что дочь Роберта в Тауэре пробыла в клетке всего несколько недель, а потом старый король проявил несвойственное ему милосердие и позволил перевести ее в монастырь в Йоркшире. Мэри Брюс все еще содержалась в Роксбургском замке, но ее тоже, насмешливо сообщила женщина, выпустили из клетки и перевели в одну из башен. Только Изабель оставалась в клетке, как животное, как жертва дикой ненависти старика и страха молодого человека перед мятежом, терзавшим его северную границу.

Когда погода смягчилась, она приучилась наконец молиться. Она смотрела на далекие холмы и розовую пелену зари над ними. Туманы поднимались над широким Твидом, стаи уток и цапель пролетали, огибая стены замка, чтобы поискать пропитания в прибрежном иле. Поле под клеткой было пусто и серебрилось от росы. Воздух был чист. Ветер относил прочь от замка вонь открытой канализации Берика, относил он и вонь ее собственного тела и груды тряпок, которые она выпросила у служанок, чтобы останавливать тяжелые месячные кровотечения. Они опустошали ее, оставляя каждый месяц все более бледной, изможденной и измученной, пока неожиданно природа не сжалилась над ней и кровотечения прекратились. Она не спрашивала, почему. Поблагодарила Богородицу за милость и обнаружила, что молится все чаще и чаще. Молитва заполняла ее мозг, приводила мысли в порядок, давала какое-то занятие. А потом начались видения.