24 декабря 2001, Москва
Наставник глядел на молодого Ученика с отеческой укоризной и слегка покачивал головой. Так медленно, как качают головой лишь глубокие старцы, боящиеся расплескать накопленную мудрость.
— Ты опять ничего не понял… — произнес Наставник.
Ученик был подтянут, лопоух и розовощек. На его бледном лице светились добрые ясные глаза, но челюсти он упрямо сжимал. Наставник ценил своего Ученика и гордился им. Но слишком хорошо его знал, поэтому видел насквозь. Ученик играл. Для него, как для любого молодого существа, все происходящее было пока лишь игрой. Это потом он научится отличать игру от реальности, а затем и вовсе забудет про игры. Но сейчас молодой организм учился отстаивать свое мнение и спорить. Учился бороться и побеждать. Учился не жалеть сил, отстаивая то, во что искренне верит. Для него было жизненно важным не уступить Наставнику. А Наставнику было грустно от того, что никак не объяснить Ученику, что в нем происходит.
— Добро — это добро. Зло — это зло. Среднего не существует, — повторил Ученик с рассудительным упрямством, словно распихивал по узким полкам шкафа древние растрепанные книги, не желавшие там умещаться.
— Добро и зло — категории относительные, — повторил Наставник, хотя понимал, что беседа давно идет по кругу. — Добро может стать злом, а зло может обернуться добром. Мера — вот абсолютная категория. Добро в меру — добро. Добро сверх меры — зло. Зло в меру — зло. Зло сверх меры…
— Хорошо-о-о… — перебил Ученик с деланным спокойствием, но Наставник видел, как напряглись его крылья. — Хорошо-о-о… Допустим, человек попал в беду…
— Допустим… — кивнул Наставник.
— Допустим, он… сломал ногу!
— Допустим, сломал ногу…
— И Наставник утверждает… — Ученик поднял ясные очи, — что будет злом принести человеку абсолютное исцеление? Наставник предлагает исцелить ногу частично? В меру?
— Разве я говорил подобное? — Наставник чуть склонил голову набок. — Истинной мерой здесь будет исцеление, но…
— Так… — вскинулся Ученик, но Наставник поднял костлявый палец.
— Но не полное! И не моментальное исцеление! Иначе человек никогда не научится ступать аккуратно.
— Но ведь… — снова вскинулся Ученик, и Наставник опять остановил его.
— Я не закончил. Ты же толкуешь о безмерном добре, верно? Тогда подумай: будет ли счастлив человек, если вместо одной сломанной ноги ты подаришь ему целую дюжину здоровых?
— Я такого не говорил! — обиделся Ученик. — Дюжина ног — это нелепость!
— Любое превышение меры — нелепость, — ответил Наставник. — Особенно если речь идет о нелепом подарке. Тебе предстоит научиться чувствовать грань, где кончается добро и начинается превышение меры.
— Грани не существует. — Ученик снова сжал челюсти. — Или мой Наставник толкует об ограниченности добра?
Наставник вздохнул.
— Мы говорим на разных языках, и ты не пытаешься меня понять…
— Я пытаюсь понять, — упрямо кивнул Ученик.
— Тогда пойми, — размеренно произнес Наставник. — Слово «добро» имеет два значения. Добро — в смысле хорошо. И добро — в смысле имущество. Нажитое добро. К сожалению, ты пока не видишь разницы между добрым поступком и добрым подарком. Подарить добро — это не всегда сделать добро.
— Как может обернуться злом добрый подарок?
— Добрый подарок может обернуться чем угодно, — грустно вздохнул Наставник. — Добрый подарок может унизить. Добрый подарок может избаловать. Добрый подарок может даже убить. Помочь добиться чего-то самостоятельно — вот самый добрый подарок.
— Нет.
Наставник качнул крыльями и повернулся к лучам далекого светила, еле-еле пробивавшегося сквозь клубы густого сумрака.
— Закончим на сегодня, мы оба устали… — произнес он размеренно. — Сделаем так: ты ступай и обдумай все хорошенько. Мы вернемся к этому вопросу со свежими силами.
— Наставник не желает указать мне на мою ошибку? — саркастически заметил Ученик. — А может, Наставник не знает, в чем моя ошибка? И сам желает поразмыслить? Что ж, если так…
Ученик выжидательно поглядел на Наставника. Ни черта он не устал сегодня.
— Хорошо, — кивнул Наставник, — ты готов доказать мне свою правоту на деле?
— Готов!
— Пусть будет по-твоему. Попробуй.
Он взмахнул крыльями, поднял свой костлявый палец и плавно указал вниз. Внизу замелькали моря, города, улицы, дома, окна, тротуары. И лица, лица, лица. Наконец калейдоскоп замер. Это было грязное опухшее лицо с кровоподтеком на левой щеке.
— Кто это? — удивился Ученик.
— Это человек, — веско сказал Наставник.
— Вижу, что человек… — осторожно произнес Ученик, рассматривая окаменевшее лицо.
— Это человек, у которого нет ничего. Совсем. Ему достаточно подарить самую малость — и это уже будет добрым подарком. Спустись и подари ему немножко больше. Подари то, чего у него не может быть. Подари ему такое добро, которое ему никто не готов подарить.
— Легко! — кивнул молодой Ученик. — Я пошел…
Наставник вздохнул, поджал губы и молча смотрел, как бодро Ученик расправляет крылья. Но в последний миг он все-таки окликнул его:
— Подумай, а если ты ошибаешься? Тебе его совсем не жалко?
— Что? — непонимающе обернулся Ученик, а затем глянул вниз, куда указывал палец Наставника. — Жалко. И я подарю ему достаточно добра!
* * *
— Эта, пожалуй, не даст.
Мысли ворочались в голове пыльно и глухо, как мельничные жернова, при каждом повороте отдавались в глубине унылой болью. Последнее время думать стало тяжело. Беда была и с памятью — детство и юность Порфирич помнил хорошо, помнил училище, армию, друзей по цеху и жену Надьку. Помнил, как пили, как ушла жена, как бросил завод и устроился в жэк электриком. Помнил, как выгнали из жэка, как устроился сторожем на зиму в дачный поселок. А вот дальше уже помнил смутно. Запомнилось только, как сдал свою квартиру. Запомнились одни лишь глаза — наглый прищур нового жильца. А вот как и почему он остался совсем без квартиры — этого Порфирич не помнил.
— Эта, пожалуй, не даст, — сказал Порфирич вслух. — Такие нам не дают.
Он заново оглядел толпу. Толпа текла вокруг энергично. И, пожалуй, чересчур суетливо, Порфирич не успевал думать с такой же скоростью. Портфель не даст точно. Желтая куртка не даст. С ребенком не даст. Военные ботинки могут дать. Но они уже убежали. Авоська даст. Обязательно даст. Порфирич потупил глаза, свернул ладонь лодочкой и мелкими шагами побежал наперерез авоське.
— Бога Христа ради Христа ради Христа помогите Христа, — просипел он.