— В нем есть что-то мистическое, правда?.. — Пенроуз, лавируя кофейным подносом, показался в дверном проеме. — Я купил его в антикварной лавке в Оксфорде. Вполне возможно, что в него заглядывала юная Алиса Лиддел.
— Может быть, в один прекрасный день она выйдет из него?..
— Надеюсь.
Я подошел к камину, на котором бросалась в глаза серебряная рамка с фотографией широкоплечего мужчины лет пятидесяти. На нем была солдатская одежда цвета хаки, и он улыбался в камеру, как турист, хотя на заднем плане виднелся остов сгоревшего танка.
— Мой отец… — Пенроуз взял у меня рамку и вернул ее на место. — Убит осколком шальной мины в восьмидесятом году. Он работал на «Врачей без границ» в Бейруте. Одна из тех бессмысленных смертей, из-за которых вся остальная жизнь кажется абсолютно непостижимой. Я выбрал медицину, потому что хотел быть похожим на него, а потом стал психиатром, чтобы понять — зачем.
Рядом с портретом отца была фотография молодого человека с такими же тяжелыми бровями и мощным телосложением, он стоял на боксерском ринге со своими секундантами. Ему, одетому в перчатки, высокие в талии шорты и пропитанную потом майку, вручали значок чемпиона. Он обаятельно улыбался, невзирая на свои синяки, и я решил, что это Уайльдер Пенроуз, сфотографированный много лет назад после квалификационного боя.
— Значит, вы занимались боксом? Вид у вас вполне профессиональный.
— Это опять мой отец — в пятидесятые годы. — Уайльдер кивнул на фотографию и легко подпрыгнул на своих босых ногах. — Он был страстным боксером-любителем, тяжеловесом с очень быстрым ударом. Дрался за свой колледж, а потом, на военной службе, — за армию. Он это любил. Он и двадцать лет спустя выходил на ринг.
— Даже когда стал врачом? Странноватый спорт он выбрал. Ушибы головы…
— Тогда сотрясения мозга мало кого волновали. — Пенроуз сжимал и разжимал кулаки. На его лице мелькнуло выражение зависти и восхищения, с которыми он давно смирился, но которыми не хотел делиться с другими. — Бокс открывал его потаенные качества: вне ринга он был мягкий человек, примерный муж и отец, но, оказавшись внутри канатов, становился жестоким. Он принадлежал к тому типу истинно кровожадных людей, которые даже не догадываются об этом.
— А вы?
— Кровожаден ли я? — Пенроуз, ухмыляясь, легонько ударил меня в левую почку. — Пол, что за мысль?
— Я хотел сказать, вы занимались боксом?
— Занимался немного, но…
— Ринг пробуждал в вас дурные наклонности?
— В яблочко, Пол. Вы чуткий человек. Но тем не менее бокс навел меня на одну важную мысль, в особенности это касалось спортивной карьеры моего отца… — Пенроуз уселся на кресло лицом ко мне и налил кофе. Его губы разошлись в щедрой улыбке, открывшей шрам на одной из них. — Обо мне можете не беспокоиться. Давайте поговорим о ваших проблемах. Вы сказали, что нужна срочная медицинская помощь… случайно не венеролога?
— Насколько я знаю — нет.
— Хорошо. Люди становятся застенчивы, когда дело касается сексуальных болезней, и на то есть основательные дарвинистские причины. В вашем случае, поскольку вы супружеское ложе разделяете с врачом…
— Уайльдер, речь идет не обо мне.
— Слава богу. И о ком же идет речь?
— Об «Эдем-Олимпии». А точнее, о ее администрации.
— Продолжайте. — Пенроуз поставил свою чашку и удобно развалился в кресле. Руки свободно повисли от плеч, костяшки пальцев почти касались пола, отчего вид у него стал максимально безобидный. — Вы уже говорили об этом с Джейн?
— Она слишком занята своей работой. — Собравшись, я сказал: — Я подумываю обратиться к французским властям — их нужно информировать о серьезных вещах, которые здесь творятся. В этом замешаны влиятельные люди из «Эдем-Олимпии» и каннской полиции, и мне нужен кто-то, на кого я мог бы положиться, человек достаточно влиятельный. Иначе я ничего не добьюсь.
Пенроуз разглядывал свои обкусанные под корень ногти.
— Вы имеете в виду меня?
— Вы здесь главный психиатр. Может быть, речь идет о проблеме душевного здоровья. Вы один из немногих здешних начальников, которые в этом не замешаны.
— Рад это слышать. Это как-нибудь связано с Дэвидом Гринвудом?
— Вероятно. Он знал, что здесь происходит, и, возможно, его убили, чтобы упредить его действия. Но проблема куда шире, чем дело Гринвуда.
— Ясно… Так о чем конкретно вы хотите сообщить? О некоем преступлении?
— О неких преступлениях, — я понизил голос, почувствовав внезапно зеркало у меня за спиной. — О самых разных — ограблениях, убийствах, преднамеренных автомобильных наездах, наркоторговле, расистских налетах, педофилии. Здесь действует хорошо финансируемый преступный синдикат, возможно, связанный с каннской полицией.
Пенроуз поднял руки, заставляя меня замолчать.
— Бог мой, это страшные преступления. А кто же конкретно замешан в этих преступлениях?
— Верхушка администрации «Эдем-Олимпии». Паскаль Цандер, Ален Делаж, Агасси и вообще чуть ли не все председатели и директора компаний. Плюс еще те, кого убил Гринвуд, — Шарбонно, Робер Фонтен, Ольга Карлотти. Насколько я понимаю, это серьезное обвинение.
— Серьезное. — Пенроуз еще глубже погрузился в свое кресло — плечи торчком проступили под его хлопчатобумажной рубашкой. — Скажите мне, Пол, почему вы — единственный, кому известно об этой волне преступлений?
— Не единственный. Люди знают больше, чем говорят, — большинство охранников, секретарша Гринвуда, вдовы убитых шоферов. Поговорите с ними.
— Непременно. Вооруженные ограбления, расистские нападения — вы уверены, что все это происходит?
— Я это видел.
— Где? На пленке? Камеры наблюдения катастрофически ненадежны. Кто-то пытается открыть дверь своей машины не тем ключом, а вам кажется, что вы видите Великое ограбление поезда. Кто показывал вам эти пленки? Гальдер?
— Не видел я никаких пленок. Я был живым свидетелем тех преступлений, о которых говорю.
— Где? В каком-нибудь театре души?
Я пропустил это мимо ушей и продолжил:
— Три ночи назад было совершено вооруженное нападение на Фонд Кардена. Некая банда похитила коллекцию мехов, которую снимали для японской рекламы.
— Верно. Я читал об этом в «Нис-Матен». Экономический терроризм или войны местных гангстеров. Вы это видели своими глазами?
— Как вас. Началось это около половины девятого, а закончилось шестьдесят секунд спустя. Банда действовала очень профессионально.
— Возможно, латвийское КГБ. У них большой опыт по ценным мехам. А вы прямо там и были? В Фонде Кардена?
— Я был в доме по соседству. Франсес Баринг осматривала его. Мы все прекрасно видели.
— Франсес Баринг? Она ужасно напориста — чем и привлекательна… Старая пассия Гринвуда… — Потерявшись на мгновение, Пенроуз принялся разглядывать потолок. — Представляю, что вы пережили. Но с чего вы взяли, что эта банда связана с «Эдем-Олимпией»?