— Эти самолеты. Они вас не раздражают, Пол? Как и все эти новоявленные вандалы с баллончиками в «Эдем-Олимпии». Офисное здание стоит пятьдесят миллионов долларов, а всего несколько граммов краски превращают его в какие-то трущобы третьего мира.
— Когда откроется «Эдем-два», проблем у вас поприбавится.
— Вы правы. Это задача колоссальной трудности. Но мы не можем останавливаться. Лечебные классы вам не по душе, но они оправдывают себя.
— Пока. Слишком многие знают, что с наступлением темноты в «Эдем-Олимпии» творятся нехорошие вещи. Рано или поздно, но власти вмешаются.
— Конечно, вмешаются. Нам приходится рисковать. — Пенроуз взял меня за руку, пододвигая ближе к перилам. Он обильно вспотел во время воздушного протеста в «Эдеме II», и теперь на ветру от его влажной рубашки исходил неприятный запах беспокойства и разочарования. — Я не хочу, чтобы вы волновались, Пол. Забудьте о возвращении в Лондон. Вы нужны мне здесь — вы один из немногих людей, кому я могу доверять. Вы знаете всю правду о том, что мы делаем, поэтому-то вы и не выдали лечебную программу.
— Я наблюдатель. Франсес говорит, что для «Эдем-Олимпии» я слишком туп и нормален.
— Нормален? Сколько копий было сломано в попытках определить, что же это значит. Осторожнее, мы с вами находимся в мире, где быть нормальным опасно. Чрезвычайные задачи требуют чрезвычайных решений. Кстати, нужды в лечебных классах в настоящее время нет. Мы их приостанавливаем.
— Вы уверены? — Небрежный тон Пенроуза удивил меня. — Почему? Они что — выходят из-под контроля?
— Нет. Но с появлением «Эдема-два» все меняется. Что было хорошо для малой группы профессиональной элиты, неприменимо к огромной популяции. В «Эдеме-два» будут работать двадцать тысяч человек. Я не хочу спровоцировать расовую войну — или пока не хочу. Этот «зеленый» пилот был предупреждением. И потом, нам ведь нужно смотреть вперед. Скоро должна начаться битва титанов — борьба за выживание между конкурирующими психопатиями. Сегодня все продается — даже у человеческой души есть штрих-код. Нами управляют чудные потребительские мотивы, странные всплески культуры развлечений, массовые паранойи, связанные с новыми болезнями, которые на самом деле являются религиозными поветриями. Как объять все это? Возможно, нам придется сыграть на глубоко укоренившихся мазохистских потребностях, встроенных в человеческое чувство иерархии. Нацистская Германия и канувший в Лету Советский Союз были садистскими обществами палачей и добровольных жертв. Людям больше не нужны враги — в новом тысячелетии они мечтают о том, чтобы стать жертвами. Освободить их могут только их психопатии…
Он осторожно спускался по дороге к Грасу и, позволяя другим машинам обгонять нас, делал отмашку рукой. Он казался уставшим, но умиротворенным. Я понял, что он провел частный эксперимент, взойдя на вершину и предложив себе царства новой земли {95}. Он принял предложение и уже разрабатывал стратегию использования тех колоссальных возможностей, которые таил в себе «Эдем II».
Когда мы оказались в «Эдем-Олимпии», он даже не обратил внимания на новые художества, разукрасившие стеклянные двери административного здания.
Он высадил меня у дома, и, когда я выходил из машины, ухватил за руку.
— Я рад, что вы пришли, Пол. Вы мне здорово помогли.
— Хотел бы думать, что нет.
— Вы бы могли сделать для меня еще один пустячок. Меня беспокоит Франсес. Пропали кое-какие из моих медицинских документов.
— Видеокассеты?
— Именно. Это строго конфиденциальные материалы. Мы бы не хотели, чтобы они попали не в те руки. Скажите Франсес, что мы сворачиваем лечебные программы.
— Ее это порадует.
— Отлично. Когда вы с ней встречаетесь?
— Сегодня вечером. Я заеду за ней в Марина-Бе-дез-Анж. На нее это произведет впечатление.
— Пригласите ее куда-нибудь пообедать. Объясните, что на сворачивание программы уйдет какое-то время. Она одержима Дэвидом Гринвудом, и больше для нее ничего не существует. Для нас это опасно.
— Разумно. Ведь она любила Дэвида.
— И я тоже его любил. — Улыбка сползла с лица Пенроуза. Он уставился на свои руки, потом закатал повыше рукава и показал шрамы на предплечьях. — Я не преувеличиваю. Ведь я обязан ему жизнью.
— Вы вместе с Берту были в списке намеченных целей. Если бы вы попались ему на глаза, он бы вас убил.
— Я попался ему на глаза. Я не говорил вам об этом. — Пенроуз кивнул самому себе. — Он пристрелил Берту через стеклянную дверь, шагнул внутрь и увидел меня в крови на полу коридора. Я все еще помню его глаза. Знаете, в них не было и намека на безумие.
— Почему же он вас не убил? Ведь он явно собирался. Вы были архитектором всего, что он ненавидел.
— Я знаю. — Пенроуз вцепился в баранку, прислушиваясь к хрипловатому сопению своего спортивного автомобиля. — Мне эта мысль с тех самых пор не дает покоя. Он хотел, чтобы я видел, что сотворил. На несколько мгновений он был абсолютно в здравом уме…
Прислоненный к подушке компакт-диск-плеер голосил «Сурабайя Джонни» Курта Вайля {96}. Джейн бродила по спальне — жутковатая фигура в покрытом блестками малиновом мини-платье и туфлях на высоких плоских каблуках. Над ее лбом поднимался покрытый лаком пук курчавых черных волос, некое ностальгическое подобие панковского гребня, из-под которого смотрели накрашенные глаза. Мазок помады на губах напоминал открытую рану.
Восхищаясь ее запасом жизненных сил и куражом, я нашел себе место и присел среди разбросанного нижнего белья. Лицо ее от утомления и петидина огрубело, и ей можно было дать лет на десять больше, чем той молодой женщине, которая привезла меня в Канны.
— Джейн, мне нравится, как ты одета. Прекрасно выглядишь… я бы сказал — по-декадентски, если бы это выражение не было таким старомодным.
— Вульгарно. — Она вильнула бедром и поднесла к моим глазам пальцы с пунцового цвета ногтями. — Мисс Веймар двадцать седьмого года.
— Делажам понравится. Ты с ними идешь?
— Жизнь полна развлечений. — Она принялась подпрыгивать и вертеть задницей, споткнулась о пару высоких сапог. — Черт, в этой комнате слишком много ног. Где мой джин?
— У телефона. — На прикроватном столике стоял полный стакан. — Оставь лучше на потом.
— Врач здесь я. — Ее качнуло, и она улыбнулась, словно узнав меня в другом углу шумной комнаты. — Не волнуйся, Пол. Вместительность человеческого тела по отношению к болеутоляющим практически безгранична.
— И сильно у тебя болит?
— Вообще не болит. Замечательно, правда? Доктор Джейн на страже.
— Я надеюсь, за рулем будет сидеть не доктор Джейн? Куда они хотят тебя везти?