Кокаиновые ночи | Страница: 8

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

В поисках поворота на Эстрелья-де-Мар я свернул со скоростного шоссе на Малагу и оказался в лабиринте дорог, ведущими к многочисленным пуэбло. Пытаясь сориентироваться, я заехал на заправочную станцию. Пока молодая француженка наполняла бак, я прошелся мимо супермаркета, примыкавшего к станции. Вдоль его прилавков с охлажденными продуктами проплывали, как разноцветные облака, пожилые женщины в пушистых махровых халатах.

Я вышел на дорожку, выложенную голубой плиткой, поднялся по ней на вершину поросшего травой холмика и посмотрел вниз. Венецианские окна, внутренние дворики и миниатюрные бассейны производили забавный успокаивающий эффект. Создавалось впечатление, будто все эти огороженные резиденции – британские, голландские и немецкие – образуют единый комплекс площадок для выгула душевнобольных, – ландшафт, призванный умиротворить и одомашнить это эмигрантское население. Я чувствовал, что Коста-дель-Соль, подобно оккупированным пенсионерами побережью Флориды, островам Карибского моря и Гавайям, не имеет никакого отношения к стремлению людей путешествовать или наслаждаться отдыхом, а просто представляет собой лагерь для особого рода добровольного заточения.

Хотя пуэбло казались пустынными, в действительности они были более густо заселены, чем я думал. В тридцати футах от меня на балконе сидела пара среднего возраста. Женщина держала в руках книгу, не читая, а ее муж заторможенно изучал поверхность воды в плавательном бассейне, блики от которой золотистыми змейками играли на стенах соседнего многоквартирного дома. Почти невидимые с первого взгляда, люди сидели на террасах и во внутренних двориках, уставившись на невидимый горизонт, точно персонажи картин Эдварда Хоппера [12] .

Уже подумывая о путевых заметках, я мысленно перечислял особенности этого безмолвного мира: белая архитектура, стирающая в памяти все иные впечатления; вынужденный досуг, который превращает в окаменелость нервную систему; почти африканский внешний вид, хотя здешняя Северная Африка изобретена кем-то, кто никогда не бывал в Магрибе; явное отсутствие любого подобия социальной структуры; какая-то застывшая вечность за пределами скуки, без прошлого, без будущего, в неумолимо убывающем настоящем. Неужели таким будет наше будущее, целиком состоящее из досуга, без всяких забот? Ничто не могло произойти в этом царстве бездеятельности, где быстро успокаивалась даже водная гладь тысяч плавательных бассейнов.

Я вернулся к машине, когда мне напомнил о привычной действительности глухой шум прибрежного скоростного шоссе. Следуя инструкциям француженки, я нашел обратную дорогу до знака поворота на Малагу и влился в поток машин. Вскоре показались пляжи цвета охры, а затем впереди возник красивый полуостров, образованный богатыми железом скальными породами.

Это и было курортное местечко Эстрелья-де-Мар, не менее лесистое и благоустроенное, чем Кап д'Антиб. Впереди показалась гавань в обрамлении баров и ресторанов, с полумесяцем привозного белого песка и пристань для гоночных и крейсерских яхт. Позади пальм и эвкалиптов виднелись комфортабельные виллы, а еще выше, словно нос лайнера, красовался клуб «Наутико», увенчанный белой спутниковой тарелкой.

Потом, когда шоссе повернуло и вынесло меня из прибрежных сосен, я увидел обгоревший остов особняка Холлингеров, возвышавшийся на холме над городком. Обугленные балки крыши напоминали остатки погребального костра у индейцев Центральной Америки, где-нибудь на вершине плоской горы. Неистовый жар и дым окрасили в черный цвет некогда светлые стены, словно этот обреченный дом пытался замаскироваться к приходу ночи.

Меня обгоняли машины, стремившиеся к высотным зданиям отеля Фуэнхиролы, что виднелись вдалеке. Я свернул на дорогу к Эстрелья-де-Мар и оказался в узком ущелье, прорезанном в порфирной скале мыса. Проехав не более четырехсот ярдов, я достиг озелененного перешейка полуострова, где за лакированными воротами красовались первые виллы курорта.

Эстрелья-де-Мар целенаправленно застраивался в 1970-е годы. Строительством занимался какой-то англо-голландский консорциум, а курортному местечку предстояло стать постоянным пристанищем для яппи из Северной Европы. Курорт с самого начала повернулся спиной к массовому туризму, поэтому здесь не было ни одного квартала небоскребов, которые возвышаются прямо над кромкой воды в Беналмадене и Торремолиносе. Старый город у гавани был добротно и весьма изящно сохранен в миниатюре, домики рыбаков превращены в бары и антикварные лавки.

Выезжая на дорогу, ведущую к клубу «Наутико», я миновал элегантный чайный салон, обменный пункт, декорированный под деревянно-кирпичное строение эпохи Тюдоров, и бутик, в витрине которого с наигранной скромностью демонстрировалось одно-единственное, но изысканного дизайна платье. Я подождал, пока какой-то фургон, расписанный сценами уличного движения в технике trompe-l'oeil [13] , задним ходом въехал во внутренний двор скульптурной студии. Широкоплечая женщина с германскими чертами лица и светлыми волосами, заколотыми на затылке, надзирала за двумя мальчиками-подростками, которые начали выгружать бочонки с глиной.

Под навесом студии без стен пятеро творцов усердствовали за своими столами, словно заправские скульпторы. Рабочие халаты защищали от глины их пляжную одежду. Статный юноша-испанец, крупные гениталии которого едва вместились в мешочек для позирования, приняв изящную позу, стоял на подиуме с угрюмым выражением лица. Скульпторы – все до единого любители, о чем можно было судить по тому, с каким рвением они отдавались лепке, – мяли свою глину, стремясь придать ей подобие бедер и торса позировавшего юноши. Их дородный инструктор с конским хвостом, как Вулкан в кузнице, переходил от стола к столу, там прищипывая пупок толстым указательным пальцем, здесь разглаживая морщины на лбу.

Как я вскоре обнаружил, Эстрелья-де-Мар был процветающим обществом любителей искусств. Коммерческие галереи, выстроившиеся в узких улочках над гаванью, словно на парад, демонстрировали самые последние работы курортных живописцев и дизайнеров. Расположенный по соседству с ними Центр искусств и ремесел выставил коллекцию авангардных ювелирных изделий, керамики и тканей. Местные художники -все из числа обитателей соседних вилл, о чем можно было догадаться по их «мерседесам» и «рейнджроверам», – восседали за раскладными столиками подобно субботним торговцам на Портобелло-роуд в Лондоне. Уверенными голосами они выкрикивали названия своих товаров, – ни дать ни взять Холланд-Парк в Лондоне или Шестнадцатый округ Парижа [14] .

Все обитатели городка казались живыми и уверенными в себе людьми. Покупатели толпились в книжных и музыкальных магазинах или внимательно рассматривали вращающиеся стойки с зарубежными газетами, выставленные у табачных лавок. Девочка-подросток в белом бикини перешла улицу перед радиатором моей машины точно по сигналу светофора, неся в одной руке скрипку в футляре, а в другой гамбургер.