– Хорошо, я убью тебя лично, коль речь дошла до обвинений в утрате чести, – пообещал он, надеясь выиграть время. – Вот только ручей пока мешает. Подождешь?
– Давно ждем, с ночи, – обнадежил Тарсен. – Бревна заранее уложены для тех, кому на тот свет пора. Тут иди, левее, будет не глубоко, ага, осторожно, сапоги не промочи. А то ненароком сдохнешь от простуды, нам на огорчение.
Эйгар снова оскалился. Он надеялся обнаружить переправу для конного, но ее, по всему видать, нет. Впрочем, пока не важно. Показательная казнь пары наглецов хороша для боевого духа его демонов. А в себе и своей Мести граф не сомневался.
Вэрри между тем обернулся к орешнику, без слов уговаривая Миру не вмешиваться. Они сами затеяли поединок, и должны быть честны при его проведении. То есть два воина и два клинка, никаких снавей! Арагни нехотя отступила, это было отчетливо заметно для драконьего сознания: мир стал проще и холоднее, эмоции демонов поугасли.
Айри не успел еще обернуться снова к ручью, когда Эйгар достиг берега, взбежал по склону, в одно длинное плавное движение извлек клинок и прочертил им вертикальную темную дугу, пересекающую фигуру еще довольно далекого противника низко, на излете, почти у пояса. Ни тебе приветствия, ни поклона, ни стандартного салюта оружием…
Луч впервые покинул ножны ради боя, а не тренировки. Блеснул светло, радуясь делу и праву упокоить зло, недостойное пребывания в яркой красоте дня. Месть разочарованно взвизгнула, споткнувшись и неловко скатившись острием в мокрый подтаявший наст. Эйгар зарычал. Тарсен уже удобно сидел верхом на бревне, перевернув пергамент. Он достал из дупла запасенное с вечера перо, тем окончательно потрясая демонов, и взялся торопливо записывать, не отрывая взгляда от поединка. Боевые заметки туннров – невнятная непосвященному сеть штрихов, позволяющая отследить рисунок боя. Вэрри сердито показал приятелю кулак: мало ему легенд, еще одна на глазах создается. Да как подробно-то, Великий дракон!
Месть, – Старый медведь не обманул, – оказалась его лучшим клинком. Она была стремительна и коварна. Она позволяла своему носителю двигаться быстрее его природной реакции, видеть всё куда лучше и реагировать почти заранее, разгадывая движение противника, едва оно родилось. Она резала воздух с легким шорохом, черная и опасная. Неуловимая. Эйгар упивался ее силой и своим умением. Он так привык побеждать, что и теперь почти видел поверженного врага. Еще несколько движений. Ни один меч не выдержит прямого удара Мести. Вот сейчас… Странный клинок, слишком легкий для серьезного боя, даже не заточенный по правилам севера с обеих сторон, куда более короткий, узкий и неподобающе тонкий, словно издевался над уверенностью Эйгара. Ловил вскользь, мягко поправлял, уводил, отклонял. А потом все же принял прямой удар озверевшего от нежданной заминки черного графа: лезвие в лезвие, и светлая легкая сабля уверенно зазвенела, а темный широкий росчерк Мести осыпался тусклым хрустом обломков.
Время упруго ударило по сознанию, не способному более воспринимать мир в прежнем темпе. А потом это снова стало возможно. Эйгар видел совершенно отчетливо, в мельчайших деталях, как заваливается набок темнеющий горизонт, как отворачивается солнце, не желая напоследок осветить дорогу. Пальцы судорожно искали хоть малый клок, хоть соломину, чтобы удержаться на краю вставшего дыбом мира. Но под ладонью оказалась лишь жидкая глинистая грязь, и сознание заскользило вниз, в темную безвозвратную пустоту.
Вэрри бережно вытер клинок и убрал в ножны. Тарсен не менее бережно припрятал исчерченный пометками пергамент в дупло крупного бревна, поднял топор и показал дальнему берегу, обещая более не браться за перо в ближайшее время. Но демоны на него почти не обратили внимания. Одни с ужасом рассматривали непобедимого Эйгара, лежащего на боку в рассеченном надвое вороненом панцире, а другие с еще большим ужасом взирали на белоснежного коня и его могучего седока. Норим добрался от орешника в несколько прыжков и теперь картинно замер, дожидаясь не способных так двигаться.
Три Орлана съехались у бревна, вежливо поклонились демону, у которого из собравшихся более никто не был готов оспаривать прав на перечисленные сегодня имена, затем Яромил обвел взглядом черный от курток и коней берег.
– Те, кто желает жить, могут сложить оружие и сесть там, у кромки леса, – указал он рукой. – Доживете остаток дней в Блозе, вам не привыкать. Я не буду сдавшихся казнить, поскольку хочу в обмен на их существование знать, как погибли замученные вами люди и где они захоронены. Не должно вендам лежать в земле без упокоения и присмотра родных. Прочим даю малое время подумать или помолиться, если вы еще в состоянии. Хотя это вряд ли…
Он усмехнулся жидкой поросли стрел, снова бессильно исколовших ручей и берег. Неспешно отстегнул от пояса рог и передал Всемилу. Пусть малыш командует. За ручьем нарастал шум. Одни кони месили грязь, пытаясь добраться до вражеского берега и хрипели, скользя по глине и уходя в ледяную воду по морды. Другие разворачивались и двигались на фланги, в обход поляны. Третьи нелепо топтались, зажатые в давке.
Рог коротко рявкнул.
То, что демоны считали частью холмов с жухлой старой травой, раскрылось дощатыми щитами, выпуская лучников. Они стояли теперь у самой воды в рост, почти насмешливо не прячась и без помех выбирая мишени. Сотня стрелков. После первого залпа все перешли к беглой стрельбе по готовности. С такого расстояния промахнуться и неумехе сложно, а в этом строю новичков не было.
Кони заржали испуганно, топча своих недавних седоков. Группа сидящих у кромки леса без оружия приметно увеличилась. От лощины докатилось эхо боя, обойти поляну попробовали и уже нарвались. Далеко на тракте с хрустом подались стволы и ахнули о землю, отрезая путь назад, на север.
Актам вылетел из леса, уверенно оттер Белку и подставил стремя для айри. Крутнулся на задних ногах, одним прыжком достиг кромки берега и взлетел над ручьем, на зависть всем косулям. Кому-то нужны мост или брод, но не ему! Кому-то надо место, чтобы приземлиться. Вороной врезался в массу конских тел и радостно завизжал, привычно обзывая всех уродившихся по недосмотру одной с ним масти – трусами и обещая догнать и растоптать. Ему хватило места. Перед настоящим – а уже никто не сомневался, отпираться бесполезно, – демоном поддельные расползались и разбегались без оглядки. На очищенную часть берега упали дощатые мостки.
Вэрри не видел, как миновали поток Орланы. Он лишь слышал стук копыт по дереву переправ и рык возмущенного Тарсена, требовавшего иметь совесть и оставить врагов ему на потеху. Айри резал и колол, Актам рвал зубами, давил, сбивая грудью в шипастой броне, бил копытами, толкал.
Длинный день. Страшный. Солнце отвернулось еще, когда сдох Эйгар, оставив бой людям. И они звенели оружием в пасмурной серости, крася землю, последние клоки снега, воду болота, жухлую прошлогоднюю траву в закатный багрянец. Когда пришел обычный природный закат, ему оказалось некуда добавить красного.
В тишине, повисшей над мертвым трактом, перекликались вороны. Самые обычные, не несущие криком вестей о новой армии демонов, – им надолго хватит и этой для большого пира. Вэрри одиноко сидел среди пустого поля на том же бревне, с которого начался этот день, такой мирный и теплый. Он придирчиво осматривал вычищенный клинок. Ни единой щербины, ни малейшей царапины. И в пасмурных сумерках на лезвии по-прежнему переливается ясный лучик.