На почте к нему отнеслись с участием. Благородное лицо, седеющие виски, строгий умный взгляд. Никому и в голову не приходило спросить у солидного человека документы. Ему тут же выдали телеграмму, и он расписался за ее получение. Знали бы те, кто ее посылал, какую непростительную ошибку они делают, то отрубили бы себе руки.

Текст гласил следующее: «Дорогие Димочка и Катя. Получили вашу телеграмму неделю назад. Все готово к вашему приезду. Ждем, ждем, а вас все нет. Что случилось? Телеграфируйте день приезда. Целуем. Ваши тетка Любанька и дядя…»

Теперь Валет знал главное. Он знал место, где состоится его встреча с победителем. Почему победитель? Да потому, что Валет не сомневался в охотничьем инстинкте Карлова. Рано или поздно, но дуэль должна состояться. А это значит, что Валету останется собрать урожай и запастись свидетелями для босса.

Сегодняшний день многим принес удачу. Валет остался доволен результатами работы. Отправляясь на квартиру Дэнди, он знал, что обязательно ему в руки попадут нужные карты.

Старушки возле дома, вечные стражи и хранители всех тайн на земле, поведали хромоногому родственнику, как в поздний вечер Катя уходила из дома с дорожной сумкой. Она торопилась и на прощанье одной из старушек сказала: «Мы с Димкой на юг собрались. В отпуск!»

Все сходится, адрес родственников и слова Кати. Ночной поезд к югу был только один. Валет не знал номера вагона, но знал, что такие дамочки в общем и плацкартном вагоне не ездят, а спальных не бывает много.

Шаркающей походкой, прихрамывая на правую ногу, бывший чекист направился к метро.

* * *

День подходил к концу. Поезд «Москва-Симферополь» ждал, когда его отправят в тупик. Старый проводник собирал белье. Напарница-свистушка бросила его, как только поезд замедлил ход. Но старик не жаловался. Стрекоза позволяла ему спать ночью и днем. Студенты народ шебутной, могут сутками скакать на ногах.

Сегодня старик превратился в объект повышенного внимания. В осиротевший вагон вновь потянулись люди. Разные, непохожие, но у каждого имелся свой вопрос. Главный вопрос на сегодняшний день. Старик и не думал, что он знает ответы на важные вопросы.

Первым в дверях купе появился мужчина лет сорока, может, меньше, напомаженный, надушенный, начищенный, с золотым перстнем.

— Извините, любезнейший. Вы меня не помните? Дело в том, что я брат девушки, которая ехала на днях в вашем вагоне в Симферополь. Мы здесь очень обеспокоены, как она доехала. Помните? Красивая, высокая, с русой косой.

Старик чавкнул вставными челюстями и загундосил:

— И вовсе она не доехала! Мордашка ангельская, а характер дрянь. Она стоп-кран дернула, и поезд остановила. Аккурат у переезда на сороковом километре. Русым хвостом вильнула, только ее и видели.

— Вышла? Куда?

— А шут ее знает. Сколько людей с полок попадало. Ну я бы дал ей ремня! Что хочу, то творю.

— Ее кто-нибудь ждал?

— А то как же. Небось, не грибы в лес собирать упорхнула. К шоссе по шпалам поскакала, а там какая-то машина стояла.

— А ты ничего не путаешь, дедуля?

— Да я этот рейс до конца дней своих помнить буду.

— Ладно, не кипятись, отец. Я так, без претензий. А что за машина ее ждала?

— Леший их разберет. Вишневая. Небольшая. Без огней стояла.

Левин понял, что задачка не так просто решается. За наследство предстоит борьба, и голыми руками его не возьмешь. Значит, в деле появляется еще одно лицо. Неизвестный. Икс? Неизвестность только распаляла адвоката. Сдаваться он не собирался. Слишком велики ставки.

В тамбуре он столкнулся с невысоким коренастым мужичком в сером костюмчике. Взгляд въедливый, сверлящий, не иначе как мент в маскарадном обличье. Того и гляди, документы потребует.

Колесников заказал междугородный разговор с Крымом и напоролся на стену. В санатории «Крымские зори» ему сообщили, что по путевке Аркадия Фокина никто не отдыхает.

Колесников поторопился к поезду, прибывшему из Симферополя, и в тамбуре третьего выгона наткнулся на щеголя, от которого за версту несло духами. В купе проводника стоял тот же запах.

— От тебя этот хмырь вышел?

Старик кивнул. Начальника привокзальной милиции каждая собака знала. Крутой зверюга. Без его санкции ни один вагон-ресторан ночью водкой не торговал. Старые времена ушли, а начальник все тот же оставался. Такой своего не упустит.

— Позапрошлый рейс помнишь?

— Уж как забыть? Не дадут. Девку ищешь?

— Парня.

Колесников достал из кармана фотографию и показал старику.

— Батюшки, Пресвятая Дева. — Старик побледнел. — Так это тот, что бабу в шестом купе придушил.

Милиционер схватил проводника за грудки.

— Белены объелся, мать-перемать! Ты это брось, старая калоша. Чего лопочешь?

— Боже праведный. Так его в Курске сняли с покойницей вместе. Они ночь в одном купе ехали, а утром он прибегает и кричит: «Женщина умерла!» Начальник поезда связался с Курском, ну а там нас уже ждали.

— Кто встречал?

— Капитан и лейтенант. «Скорая», санитары.

— Фамилии?

— Кто же мне отчитываться будет. Вот только на обратном пути капитан опять подходил. Мол, так и так, говорит, о бабе и парне забудь, старик. Москва, мол, труп на себя брать не хочет, ну а смерть еще в Московской области случилась. Замять надо. Вот и все.

— Эх вы, козлы!

Колесников отпустил старика. Теперь он знал, что говорить начальству, а уж они пусть решают, как поступать.

Тяжелый сложился день. Выскочив из вагона, Колесников не заметил мужчину, стоявшего в сторонке с «беломориной» в зубах. От этого не пахло духами, и он умел оставаться незамеченным. Как мы помним, Валет не любил спешки в серьезных делах, он терпеливо ждал своей очереди и точно знал, какие вопросы будет задавать.

Колесников отвык от суеты и беготни. Он устал. Сейчас придет домой и на боковую. А Зойка обойдется один разок, стерва ненасытная.

7

Когда на дворе стояла ночь, Даша крепко спала, а он сидел в кресле с ее сумкой на коленях и читал дневник. Мелкий ровный красивый почерк мог принадлежать только такой очаровательной девчушке, которая спала крепким сном в двух шагах от него. Лицо молодого красавца то и дело кривилось в гримасе злобной усмешки, а пламя камина, отбрасывавшее изломанные тени на стену, превращало его точеные черты в образ дьявола, торжествовавшего над жертвой, у которой он выкрал душу. Он грыз ногти и с жадностью прочитывал страницу за страницей, изредка бросая взгляд на малолетнюю бандитку в образе ангела. Если этот фолиант издать, думал он, то все матери мира сойдут с ума и отдадут своих бесценных чад под надзор государства за колючую проволоку. Перевернув страницу, он проглотил слюну и впился глазами в текст.