– Остановите здесь, пожалуйста. Я выйду. Это ненадолго.
Ричард Грай хлопнул дверцей, достал купленные утром папиросы – привычную испанскую «Фортуну», и тут же пожалел, что затеял эту поездку. Что он думал увидеть? Магазин закрылся еще до его отъезда, в помещение вселили паршивую грязную закусочную. Вот она, «Quatre saison», никуда не делась.
Негромко щелкнула зажигалка, взятая из кожаного портфеля – IMCO, старая, еще с прошлой войны. Таких у него было три, эта – последняя.
– Дядя Рич, а что ты здесь покупаешь?
– Ты же видишь – гравюры. Офорты, неплохая работа, кстати. Здесь и книги есть…
– Гравюры так себе, подражание немецким романтикам. Старье! И никакие это не офорты, а «сухая игла». Кто из нас в школе искусств учился? Рисунок наносят прямо на металл, берут медную доску и процарапывают на ней штрихи. Кстати, они, гравюры эти, очень дорогие.
– Да, не слишком дешевые… А что в этой технике особенного?
– Экзаменуешь, дядя Рич? Учти, с тебя мороженое, и не такое, как ты обычно покупаешь, а какое скажу. Это же сколько вспоминать надо! Ну… Сейчас!..
– Ущипнуть, чтобы быстрее вспомнила?
– Сам себя щипай, если нравится. Значит так… Травление не применяется. Знаешь, что это такое?
– Знаю.
– Какой ты, дядя Рич, умный! А шабер и гладилка? Вот их и применяют. И еще иглы, конечно, только очень прочные. Ну вот… Игла оставляет на металле глубокие борозды с поднятыми этими, которые на пальцах бывают… Заусенцами, точно! Называются – «барбы». Штрихи, которые на меди или цинке, имеют очень тонкое начало и окончание. А дальше – всё, печатают, как и твои офорты. Шлеп – и готово.
– А чем «сухая игла» лучше офорта?
– Ничем. Очень трудно рисунок наносить, а нормально напечатать, чтобы этот рисунок не расплылся, можно штук пятнадцать-двадцать, потом все стирается. Говорят, правда, «сухая игла» может всякие мелочи обозначить, такие, что и глазу не увидеть. А кому это нужно? Кто станет гравюру в микроскоп рассматривать?
– Действительно. Ладно, мороженое с меня.
– Может, мне с тебя, дядя Рич, чего-нибудь еще потребовать? Чемодан с долларами, например? В центре есть прекрасный художественный салон, туда эмигранты всякие редкости сдают. Я даже Дюрера настоящего видела. А ты куда ездишь? К каким-то жуликам! Ты еще скажи, что увлекаешься книгами по магии.
– Это не магия. Читай.
– На немецком? Какая гадость! «Die Aussichten für die weitere Forschung der Noosphäre». Ну и слова у этих бошей! Forschung! Повеситься можно. Это значит…
– Исследования.
– Не подсказывай, не маленькая! «Перспективы исследований…» Чего? Noo… sphäre… Ноосферы?
– Ноосферы. Потом возьмешь греческий словарь и посмотришь, как переводится.
– Вот сейчас прямо и побегу. Знаешь, дядя Рич… Только не вздумай меня за ухо хватать, я крик подниму… Когда вы с папой работали, я думала, что ты просто богатенький дурачок, которому деньги девать некуда. Потом… Потом ты стал похож на злодея из кино. Только на хорошего злодея, иначе бы мы из Франции не выбрались. Здесь, в этой дыре, ты, оказывается, лекарствами торгуешь. Прямо-таки жизнью и смертью, почти бог. А тут еще магазин непонятный. Ты что, дядя Рич, шпион?
– Честно? Шпион.
– Знаешь, дядя Рич, я скоро вырасту. Я стану богатой и сильной, как ты. Только сильнее! И тогда я буду вытирать о тебя ноги, как ты сейчас со мной поступаешь, даже хуже. Мороженого от меня не дождешься! Все, можешь хватать меня за ухо, я закушу язык, кричать не стану.
– Мороженое… Как же я без мороженого? А может, все не так плохо? Когда человек растет, ему кажется, что весь мир его, единственного, не понимает и не ценит. Эта иллюзия по-своему полезна, она дает силы. Но иногда мешает, как сейчас, например. Кстати, будь справедлива. Я ни разу не хватал тебя за твое красное оттопыренное ухо.
– Если бы я была куклой, дядя Рич, я была бы очень счастливой куклой. Но я человек! На какой язык перевести это слово, чтобы ты понял?
Табак горчил, и бывший штабс-капитан в который раз уже подумал, что «Фортуна» – дрянь-папиросы, и курит он их исключительно по привычке, потакая даже не себе, а собственной избирательной памяти. Меняя папиросы, меняешь и себя, пусть и в самой малой степени. А именно этого делать совершенно не хотелось. Вот и сюда он приехал, пытаясь хоть в чем-то ненадолго воскресить ушедшее. Тот же маршрут, и улица почти та же.
…Сон он помнил плохо, отрывками, неровными кусками. Вначале почти идиллия, затем тревога, а после – знакомый страх. «Картинка» – неплохо сделанная «сонная» программа, тоже не всемогуща. Она всего лишь задает «рамку»: башня на холме, наивная девушка-пастушка, страшные сказочные разбойники. Всё прочее – общение человека с самим собой, как это и должно быть во сне. Что его смутило? Запись в книге, третья страница со знакомым адресом? Но это обычная «торговая марка», он и сам ставил автографы, когда много лет назад развлечения ради изготовлял такие файлы. В серо-черном мире нет компьютеров, но есть хорошие граверы. Качественный оттиск на бумаге прослужит значительно дольше, чем формат jpg.
В его собственной реальности «сон по заказу» оказался не слишком востребован. Медицинская общественность забила тревогу, блокировав всякую возможность выхода на коммерческие рынки, а «казенная» наука просто отвернулась, не желая вникать в сомнительную и сложную проблему. В итоге исследования Джеймса Гранта нашли свое место на обочине, где-то между астрологией и биолокацией. Здесь же изящные гравюры, выполненные в технике «сухой иглы», стали известны в лучшем случае нескольким счастливцам. Один-единственный магазин на всю планету, и то в мало кому ведомой Эль-Джадире. А теперь и его нет.
Надежда все же была, пусть смутная и нестойкая. Тот, кто в этой реальности умеет изготавливать гравюры с зашифрованной визуальной программой Джеймса Гранта, наконец-то решил снять маску. Много лет Родион Гравицкий, ставший Ричардом Граем, надеялся на эту встречу. Потому-то и решился приехать по знакомому адресу. Но чуда не случилось, табак горчил, оставалось лишь бросить недокуренную «Фортуну», сесть в авто и отправляться обратно. Дальше по улице, ведущей прямиком к арабскому рынку, пусть ездит друг-приятель Даниэль Прюдом, любитель кальянов и крепких телом танцовщиц.
– В центр, – велел он шоферу. – Остановитесь возле «Старой цитадели». Я ресторан имею в виду.
Таксист, не оборачиваясь, покачал головой:
– Мне-то все равно, мсье. Только вы тоже имейте в виду – там сейчас ремонт. Пожар у них случился, как раз месяц тому. Залу ничего, и кухня уцелела, но казино, где рулетку крутили, выжгло дотла. И подсобки, в которых всякое добро хранилось. Болтают, неспроста тот пожар. Так едем?