— Нет, Абас! — решительно мотнула головой девушка. — Какая школа? У меня проект, у меня семья, у меня много работы. Очень скоро я полечу обратно.
— Четыре дня! — Сириец вскинул ладонь с четырьмя пальцами. — Всего четверо суток, вот и вся школа. Четырех дней вполне достаточно. Неужели это так много ради сохранения мира с родителями, радости матери, любви отца? Даже если твой избранник не станет потом внимать твоим словам — ты хотя бы попытаешься сделать это! Тебе нечего будет стыдиться перед Аллахом и людьми. Ведь ты сделаешь все возможное!
— Не знаю, — покачала она головой. — Не уверена, что смогу.
— Послезавтра начнутся занятия. — Абас достал перетянутый резинкой блокнот. — На них записалось пять женщин. Ты можешь стать шестой. Умма снимает за городом небольшой санаторий, обучение проходит там, в стороне от суеты. Разумеется, меня там не будет. Я стараюсь не для себя. Других мужчин тоже. Только вы и ваши учителя. Все траты берет на себя московский муфтиат. Они желают развития ислама не меньше нас. Соглашайся, и через месяц я с радостью обниму твоего Дениса как своего брата. И постараюсь завидовать ему не очень сильно.
— Не знаю… — все еще колебалась она.
— Я тебя запишу, чтобы место приготовили. Потом ничего изменить уже не получится, — что-то чиркнул он. — Завтра свяжусь. Аривжа, я очень хочу, чтобы в твоей семье был мир и покой. Но если ты не попытаешься изменить ее сама, то не получится ничего. Очень рад был тебя увидеть. Да пребудет с тобой милость Аллаха.
Сириец заторопился дальше, оставив Аривжу в сильном смятении. Вот уже несколько месяцев она откладывала признание в своем грехе на потом, не решаясь даже матери сказать, что уже нашла себе избранника и живет с ним под одной крышей. Сколько раз она брала в руки телефон, собираясь покаяться — но так и не решаясь, хвастаясь в разговорах успехами учебы, новым проектом, но ни словом не упоминая о самом главном.
Неужели и правда ее кошмар может рассеяться? Неужели вместо гнева она получит от отца только легкий укор и искреннее благословение?
Это казалось слишком невероятным, чтобы быть правдой.
Дома было пусто и пыльно — за время долгого отсутствия хозяев невесть откуда проникшая грязь осела на полу, столах, посуде, окнах. Аривжа взялась за уборку, а когда закончила — был уже вечер.
Тумарин вернулся уже совсем поздно, хмурый, уставший и голодный.
— Чем тебя так замучили? — поинтересовалась девушка.
— По нормам Налогового кодекса, оказывается, индивидуальный предприниматель не должен иметь оборота больше восьмидесяти миллионов, — потер виски Денис. — А у меня только легального рублевого давно за миллиард. Это уже даже не среднее, а крупное предприятие по учету должно регистрироваться. Чтобы никто лапу на суммы сверх лимита не наложил и счета не арестовал, нужно срочно перерегистрацию проходить. Причем, похоже, задним числом. И все договора — от Калининграда до Владивостока — на новое предприятие перезаключать. Топорков дал свой «Джет» и адвокатов, чтобы успеть до конца следующей недели. Иначе кирдык всему проекту. Пару счетов налоговая закроет, пару потоков финансовых пережмет — и все планы посыплются, как костяшки домино. Извини, милая, но ближайшие дней десять мне придется носиться по стране, как угорелому, спать в самолете и питаться на ходу шоколадками. Хорошо хоть, никарагуанские счета на тамошних заводах числятся. А то ведь и к ним могут запросы послать.
— Бедный! — только и смогла вздохнуть Аривжа.
— Извини, так уж получилось, — только и развел руками Денис.
— Ничего страшного. Главное, чтобы все обошлось.
Утром Тумарин умчался из дома аж в начале седьмого, чтобы в погоне за солнцем успеть попасть в Калининград к началу рабочего дня. Аривжа, проводив его, забралась в постель. Сперва спала, потом просто валялась. Поднявшись, еще раз прошлась по крохотной комнатке, в ведомостях гордо именуемой отдельной квартирой, прибрала то, что не успела накануне. Позвонила домой, маме, в очередной раз пообещав приехать, как только справится с защитой проекта. Похвасталась, что ее работу сочли достойной ученой степени, с замиранием сердца спросила про отца: ведь к моменту получения дочерью образования он вполне мог найти для нее достойного, знатного жениха.
Но и в этот раз тоже обошлось: отец был на работе, передавал пожелания хорошо учиться. А мама пообещала передать ему привет от дочери.
Облегченно вздохнув, Аривжа сделала себе кофе, закусив его магазинной ватрушкой, включила компьютер, поискала какое-нибудь смешное видео для поднятия настроения — но странные аварии и глупые уличные драки веселья у нее не вызвали.
Ожил сотовый. Девушка ответила — и сразу узнала голос Абаса:
— Мир тебе, сестра! Микроавтобус будет ждать вас всех завтра в девять возле метро Свиблово. На нем эмблема — красный полумесяц на зеленом фоне, за рулем женщина. У нас с этим, как ты понимаешь, строго. Рад за тебя. Все у тебя будет хорошо. — Сириец отключился.
Аривжа, прикусив губу, оставила трубку на столе, выключила компьютер и вытянулась на постели.
Девушка еще ни на что не решилась — но наутро сама проснулась в семь часов. Собираться было недолго. Ведь они с Денисом приехали в Москву ненадолго, и большая часть вещей еще лежали в мягкой путевой сумке на колесиках. На всякий случай Аривжа написала записку, куда и почему собирается, оставила ее на столе, прижав телефоном. В восемь вышла из дома — и без десяти девять поднялась на поверхность из метро.
Своих соратниц она узнала легко: девушки лет по двадцать — двадцать пять, с объемистыми сумками, способными вместить сменную одежду и ночную рубашку, все в длинных юбках и с платками на головах, но в одеждах светлых и красочных — не замотанные в ткань, а украшенные ею. И это было понятно. Ведь все четыре были влюблены и счастливы, собирались выйти замуж за своих избранников и пришли сюда, чтобы устранить последнее препятствие на этом пути.
Автобус тоже нашелся сразу — он стоял в небольшом «кармане» за автобусной остановкой, совсем рядом с переходом. Девушки потянулись к машине, расселись, поздоровавшись с серолицей женщиной за рулем лет пятидесяти на вид. Где-то в половину десятого женщина решительно сказала:
— Кажется, одна передумала, — завела мотор и выкатилась на Кольскую улицу.
Вскоре они уже мчались по Ярославскому шоссе, часа через полтора отвернули влево на какие-то проселки и еще через час проехали через ворота на базу весьма захудалого вида, часть зданий на которой были полуразрушены, часть имели вид весьма неухоженный, людей же не было видно вообще. Девушки испуганно притихли, но водительница, ловко петляя по заросшим дорожкам, громко сказала:
— Не пугайтесь. Мы здесь только самый край успели восстановить. Там столовая и пара домов. Остальное, милостью Аллаха, будем отстраивать потом.
И действительно, вскоре стали видны три опрятных домика на берегу озера: два небольших, с трубами, занавесками на окнах и крылечками, и один просторный павильон с матовыми стеклянными стенами и крышей из туго выгнутого поликарбоната. Больше всего это сооружение напоминало крытый корт для игры в теннис — и тогда домики должны были быть раздевалками и душевыми комнатами. Или — баней.