…Которой тоже нет. Как и девятиэтажек. И города.
Страшно? Нет, не страшно. Город никуда не денется, он — это я, его ночь — моя ночь, его солнце — мое солнце…
А если действительно — платформы? Острова над океаном — Океаном Оно? Мы ничего не сделаем с собой, с подсознанием, с памятью и страхами, это убьет нас самих, изуродует… А зачем? Просто острова над бушующими волнами, а на островах — маленький искусственный Рай. Кому серый пляж и старинный замок, кому — стрип-бар в Огайо. На таком острове можно собраться вдвоем, даже целой компанией. Можно построить город — большой, настоящий город, где нет ночи, нет страха. Очень хороший город.
Стой! О чем я? Том Тим Тот, это ты? Молчи, лилипут, ты мне просто снишься!..
Но разве плохо — видеть сны? Разве плохо иметь своих лилипутов? Послушных лилипутов в послушной Лилипутии? Поиграть в злодея Эрлиха Грейвза, затянуться сигареткой в компании Бетси-квеста? Доктор Джекиль видит сны, отчего бы и мистеру Хайду…
А кому станет худо? Да никому. Доктор Джекиль… Нет, я-неспящий! ( я! я! я!) проснусь в хорошем настроении, будет, что вспомнить.
[…………………………..]
Троллейбус? Троллейбус! Как-то быстро. Ехать неохота, но не торчать же у этой скалы! Хоть погляжу, как там, в городе.
Тормози, тормози! Ты что, пустой? Совсем пустой? Тем лучше. Вот возьму и сяду за руль, как когда-то! Лучше не придумать — пустая дорога, пустой троллейбус, яркое утреннее солнце.
Двери… Ступеньки… Лестница та же, и ковер тот же, и птицы-светильники. И дерево на том же месте, справа от входа, в мраморной кадке…
Откуда? Обычный пустой троллейбус, сиденья в темной коже, узкий проход с резиновым ковриком на полу.
[…………………………..]
…Вверх, вверх, не спеша, плавно. Мимо белых мраморных стен, мимо зеленого дерева с пышной кроной, мимо огромных стрельчатых окон…
[…………………………..]
Неправда, неправда! Ничего нет, ничего — даже темноты. Вокруг лишь Нечто — невидимое, неощутимое Нечто. Неспокойное, бурлящее, вскипающее вихрями, молниями, тучами.
Хаос и Космос.
Гипносфера.
[…………………………..]
Фу ты! Чуть не испугался. При чем тут твоя Гипносфера, Том Тим Тот! Это же город, мой город!
Вот он весь — в ярком весеннем солнце. Прямо подо мной, я на Диске, на самой вершине, на маленькой площадке, куда так трудно попасть.
— Эрлих!
…На ней — красное платье, как в нашу первую встречу. В маленьких ушах — крохотные сережки с красными камнями, на шее нечто сверкающее, в бриллиантовой пыли — и тоже с красными пятнышками.
Оглянулась, посмотрела на залитый солнцем город.
— Теперь я, кажется, тебя понимаю.
Она понимает. А я?
— Ты… Ты Альда, — слова рождаются нелегко, каждое — как минута полета. — Ты Альда Клеви! Девушка из сна. Девушка, которой снится сон.
Подошла ближе. Взглянула в глаза.
…Кого она видит? Эрлиха Грейвза, меня ли, настоящего? Или кого-то… Кого-то ДРУГОГО?
— Нет, Эрлих. Я проснулась. Это ты еще спишь.
[…………………………..]
Ветер в лицо… Небо все ближе, ближе, ближе, синева заливает глаза, сухой солнечный жар проникает под кожу. Выше, выше, выше…
— Куда теперь, Питер Пэн?
Не отвечаю. Не потому, что я такой же Питер Пэн, как и Эрлих, просто не хочу пропустить нужный миг. Он почти неуловим: граница между небом — моим небом — и… И чем-то другим, куда даже «здесь» нет пути.
…А так хотелось бы подняться в космос, к немигающим белым звездам! Странное дело! В детстве, в моем «гагаринском» поколении, почти все мечтали стать космонавтами. А я хотел в археологи. Археологом побыть довелось, а вот в космос дороги по-прежнему нет. Даже тут, под моим небом.
Еще? Еще, немного совсем.
Альда — рядом. На этот раз почти не пришлось помогать. Только взял за руку — и тут же выпустил, уже в небе. В такой день, ясный, солнечный, летать легко, совсем легко. Тебя словно возносит вверх, даже не устаешь, даже не думаешь, что паришь…
…Прислушаться! Почувствовать! Поверить!..
— Все! Альда, давай руку!
Да, все. Синяя граница. Мое небо — и не мое. Выше — темная густая твердь, ниже… Ниже — мир. Мой мир.
Ее рука горячая, как солнечный огонь. Лицо… Странное лицо — спокойное, грустное.
— Твоя земля, Питер Пэн?
Моя… Неровное, серое пятно города, красное плоскогорье, зеленые горы, за которыми синеет море. Давно не видел подобного, давно не приходилось взлетать так высоко. Хотелось — но не мог. А вот сегодня… Неужели из-за стриженой? Такого ясного дня не было чуть ли не год. Ясный день, ясное солнце. Радоваться бы…
Тогда что не так?
[…………………………..]
— Обиделся, Эрлих?
О чем эта она? Ах, да!
— За что? За Питера Пэна? Нет, просто любопытно, как меня все-таки зовут?
Ответила не сразу. Еле заметно двинула рукой, отплыла по горячему воздуху в сторону, поглядела вниз.
— Великолепная игрушка!.. Завидую тебе, Питер Пэн, в моем сне все иначе… Я буду звать тебя, как хочу, хорошо? Это мое единственное условие.
Странно, ее голос слишком серьезный. Впрочем, какая разница? По сравнению с небом, с тем, что внизу… Игрушка? Ну, пусть игрушка!
— А мои условия?
Протянула руку, чуть коснулась моей щеки. Еле-еле, кончиками пальцев.
— Никаких условий, Питер Пэн. Никаких! Хотела тебя увидеть, хотела вновь посмотреть на твой мир. Ночью он другой, правда?
— Правда…
…А если Альда — не Альда? Если она просто снится, как снится Л? Разве можно попасть в чужой сон — если ты, конечно, не Джимми-Джон?
Джимми-Джон? Альда его не знает, она, кажется, даже видеть Акулу не может!
Том Тим Тот, не твоя ли работа?
— Все, Питер Пэн. Все! Пора…
И сам вижу — пора. Только кажется, что мы не тратим сил. Эйфория неба, наркоз скорости. Вот-вот это кончится, а земля далеко. Впрочем… Если уж показывать все до конца…
— Руку!
Взять покрепче, сжать, вцепиться пальцами. Ничего, если будет чуть-чуть больно, оно того стоит. Не все еще видела, стриженая!
— Питер… Эрлих!
Теперь — определить точно цель. С этих надмирных высот город почти не разглядеть, даже площадь исчезла, даже зелень парка у Здания. Если бы не Диск… Вот он, вижу! Значит, чуть левее.
— Если хочешь — закрой глаза!..