— Побежали, Тимми!..
Еще и Тимми! Воспитывать кукол надо, Джимми-Джон! Ой, надо!.. Все, разбирайтесь сами — и купайтесь сами! — буду книгу читать. Раз уж я сие написал…
[…………………………..]
«…Крах всех известных Утопий связан не с несовершенством политических и социальных систем. Напротив, проекты Ямбула, Мора, Кампанеллы и Бэкона выглядят куда более логичными и приспособленными для людского общежития, чем существовавшие и существующие общества. Проблема не в несовершенстве структур, а в несовершенстве человека, который был, есть и останется злой бесхвостой обезьяной…»
Странное дело! Когда не про Кортесов с Коронадо, вполне приемлемо. Под таким и подписаться можно. Особенно насчет обезьяны.
«…Часть людей, ныне именуемых пассионариями, неспособна жить во всяком, даже идеальном, обществе. Остальные могут удержаться у грани, но с немалым трудом. Изменить такую ситуацию пока практически невозможно. Воспитание во всех его формах, даже тоталитарных, лишь загоняет агрессивное „эго“ вглубь. И то — лишь временно…»
Точно! Как бы я дальше написал? Что-нибудь о невозможности внешнего воздействия на психику, пожалуй.
«…Внешнее воздействие на психику (хирургическое, химическое, возможно, физическое) не только антигуманно, но и непредсказуемо по своим последствиям. Такое вмешательство не менее опасно, чем генетические опыты…»
Дальше можно не смотреть. Кажется, понял (вспомнил?). Гипносфера, искусственные острова над неконтролируемым океаном «Оно» — не только убежище и клуб общения в идеальных условиях. Это еще и полигон для социальных экспериментов — безопасный и очень эффективный. Можно «прописать» любое общество, можно «ускорить» время. Желающие найдутся, у нас каждый третий — Наполеон.
…Зачем далеко искать? Вон он, Бонапартий! В бассейне плещется — вместе с рыжей Барби.
Форму идеального общества вывести не удастся (это и невозможно), но создать несколько приемлемых «моделей» — вполне. Все по Аристотелю: лучшая форма правления, скажем, для огнеземельцев, лучшая — для норвежцев с готтентотами…
…А заодно потенциальные Наполеоны-наполеончики выплеснут все ту же агрессию — прямо во сне. Меньше террористов — и то благо.
Но это — только начало. Эксперименты — не самоцель и не работа для праправнуков…
[…………………………..]
— Пошли, Том Тим! Полетаем!
Тут еще и летают? Как говорит Акула, сюрприи-и-и-з!
На Джимми-Джоне — нечто вроде тропического костюма. Вместо пробкового шлема — летный, с очками на лбу. И на Барби — нечто весьма похожее.
Здесь что, цельный аэроплан прописан? А зачем мне аэроплан? Не люблю! Так и не откажешься, я же теперь член клуба!..
— Машина там…
Вижу! Не аэроплан, всего лишь джип — зеленый, в маскировочных пятнах. А номера? Нет номеров. Не предусмотрено.
— Я поведу.
Конечно, ты, Акула, я водить не горазд, даже «здесь». Будь это, к примеру, мотоцикл… А на чем летать будем? Прямо на джипе?
…Ей так хотелось ворваться в ад
На своей горящей машине.
Бр-р-р! Да вы, дамы и господа, эстеты!
Оставалось забраться на заднее сиденье и покориться судьбе. Акула прыгнула (не села — прыгнула!) на переднее, повернулась:
— Мирца! Вы где?
— Я с Тимми.
Мирца? Какая такая Мирца? Барби-ежик? Не Ирца, не Ирица? А знакомое имя!
Рыжая кукла уже тут — рядышком. Откинулась назад, улыбнулась.
— Любите летать, Тимми?
— Не на самолетах… Вам что, роман «Спартак» нравится?
Зря спросил! Прописанной в связном файле Мирце вполне может нравиться роман Джованьоли — и заодно образ героической сестры героического гладиатора.
— Да, еще в школе зачитывалась… А-а, кажется, поняла! Я — настоящая, Тимми! Мы с вами — оба гости.
…А вот это точно — сюрпри-и-и-и-из!
— Насчет самолетов — вы зря. Но полетим мы не на самолете. Скоро увидите, здесь близко.
[…………………………..]
Голубоглазая Акула получила свой «Майн кампф». Пусть его! Размножит на принтере — и пойдет книжка приложением к рекламным проспектам. Но ведь Джимми-Джон говорил о другом, совсем о другом! Между океанской платформой с теннисным кортом и властью над миром все-таки есть разница. Шутил? Акульи шутки, однако!
[…………………………..]
— Ну, ни хера себе!..
Надеюсь, программа-переводчик не сплоховала, смягчила. Во всяком случае, Джимми-Джон не обиделся — напротив, улыбнулся, причем весьма победительно. Мол, съел, друг Том Тим?
Съел, конечно! Бетонка налево, бетонка направо, решетчатые вышки, локаторы. Это ладно, обычный антураж, вроде городка в mo8. Но посреди…
— Это что, «Шаттл»? «Челнок»?
Конечно, во сне и не такое увидишь, но тут — не обычный сон!
…А вот «Шаттл» самый обычный — из телевизора. Острый нос, острые крылья. Только…
— Он же не взлетит без носителя! Или здесь…
— Или здесь, — Акула вновь усмехнулась. — Тут такое можно. Не так. Тут и не такое получится! Не летали в космос, Том Тим? Космос редко снится — тем, кто не бывал. На Марс свозить пока не обещаю, но… Кое-что покажу.
…Перегрузку, невесомость, разгерметизацию, шальные метеоры, запутавшиеся стропы парашюта…
— Готово! — Мирца выглянула из кабины, кивнула на алюминиевую лесенку. — Залезайте!
Я с опаской покосился на рыжую валькирию.
— Она что, бортмеханик?
— Бортмеханик? — поразилась акула. — Почему бортмеханик? Пилот, причем первоклассный!
[…………………………..]
— Еще не поняли, друг Том Тим? Я создал не летний домик с верандой и не теннисный корт. Этот, как вы говорите, файл — планета — целая планета, наша Земля. Мы в предгорьях Гималаев, на юг от нас — Индия… Все по-настоящему, все взаправду. Конечно, это первый этап, прописаны лишь несколько точек, и в космос дальше орбиты не подняться, но… Лиха беда — начало! И еще… Людей на этой планете всего трое — вы, я и Мирца. Пока. Перспективу улавливаете?
[…………………………..]
Устал! Очень устал.
Если нет солнца, если вокруг — серый туман, если всюду чужое, всюду — чужие…
Над площадью — мелкий снежок. Ветер срывает поземку, гонит белых мух по заледенелой брусчатке к подножию огромных кирпичных стен. Где-то там, в густых сумерках — зубцы башен, золоченые навершия, но даже не хочется искать их взглядом.
Чужая площадь. Чужой город. Чужой мир.
Мне, к счастью, не туда, не в каменное безлюдье, к заледенелым холодным елям, к мертвому граниту незнакомых могил. Можно нырнуть в темный коридор небольшой улицы, где тоже вечер, тоже снег, но все как-то тише, уютнее. Людей почти нет, лишь вдали мелькают неясные силуэты. Идти недалеко, совсем близко, если бы не ветер, не поземка, не сумерки.