— Бобби… Просто Бобби. На блядей не обращайте внимания. Эскорт от Джимми!
…Мальчишка лет шестнадцати, чуть полноватый, черная грива до плеч, на пухлых губах улыбочка, в левой ноздре — серьга. Майка, шорты, сандалии…
И две девицы в шезлонгах — негритяночка с китаяночкой. В ярких купальниках, с цветами в хитрых прическах.
Эскорт.
— А ну, брысь! Падайте, Том Тим!.. Рыжая — тоже из местных?
Я оглянулся. Мирца наивно моргнула, радостно заулыбалась…
Понял.
— Эскорт. От друга Джимми-Джона.
Взгляд нежданного гостя замер, посерьезнел, пухлые губы дрогнули.
— А у вас есть вкус, Том Тим! Или это Джимми так расстарался? Уступите на часок? А то мои… Сами видите!
Что именно, не пояснялось. По мне, телеса как телеса, не хуже, чем в mo14.jpg. И не лучше. Разве что программа чуть другая.
— Не выйдет! — Я упал в освободившийся шезлонг, блаженно потянулся. — У меня — программа-летчик, Самолеты, планеры… Еще вертолеты, кажется. Хотите трахнуть автопилот, Бобби?
Пухлый палец нерешительно коснулся носа. Замер.
— Пожалуй, нет. Предпочитаю обычных блядей. Девочки, ко мне! Место!..
…Негритяночка слева, китаяночка справа, Бобби, само собой, в кресле, словно султан турецкий. Мирца тоже присела — прямо на циновку. Отвернулась…
— Так вы, Том Тим, книжку накатали? Про эту, как ее? Во! Гипносферу?
Началось! Говоря акульими словами, презентация.
Мало чего просек, да и не важно. Каждому по планете, класс! Чего хочешь, то и вороти!.. Хе! Я себе такой дворец отгрохаю…
Я покосился на рыжую, та еле заметно дернула губами. Гипнотелепатия ни к чему, без слов понятно. У нас с ней все на лбу написано, у этого — зубилом выбито.
— А еще Джимми обещал, что можно кого угодно скопировать, если фотка будет и запись голоса. Представляете?
— Вполне, — не выдержал я. — С кого начать думаете? С жены соседа — или с самого соседа?
Захохотал, загоготал, забулькал… А смех не спрячешь — как и взгляд! Не шестнадцать тебе, Бобби, совсем не шестнадцать.
— А почему не Мэрилин Монро? Она, правда, фригидной была, так поправим. Хе-хе! Представляете, Том Тим? Вот картотеку завел, подбираю.
— Но они — не люди! — поразился я. — Не настоящие люди. Внешность и голос — еще не все.
Его брови поползли вверх.
— Как? Я чего, разговаривать с ними стану? А понадобится настоящая… Ну там, потрепаться по-умному, прежде чем в пасть дать… Заплачу любой профессорше, будь ей хоть сто лет. На картинку поглядит, от нее не убудет. А еще лучше студенточку найти, скажем, с ребенком, чтоб деньги нужны были. Во класс! Она ночью мужика своего обнимает, губами от счастья шевелит… Он и не подозревает ни хрена, приколись! А лучше, чтоб и он на картинку поглядел. Фэйсы им разные нарисовать, голос тоже разный. И по очереди, чтобы видели… А еще его можно тоже бабой сделать!..
«Фэйсы!» Сбоит программа-переводчик, сбоит! Или ей, бедной, просто деваться некуда? А в целом, ясно. И не в целом — тоже.
Встал, подмигнул Мирце. Рыжая кивнула, тоже поднялась.
— У вас, Бобби, все впереди. Скучать не будете.
— Уже уходите? — Турецкий Султан явно удивился. — А-а, понял, автопилот смазать пора! Во все, хе-хе, щели… Да и я пойду. Там, говорят, речка, искупаюсь, а то жарко чего-то… Эй, сучки, подъем!
Китаяночка, негритяночка… Бобби довольно ухмыльнулся, взял девиц за уши.
— Ничего мяско! А главное, что ни делай — ни хрена не будет… Н-на!
Крик — негромкий, полный боли. Я не успел даже охнуть, а китаяночка уже сползала на землю, прижимая руки к животу. В узких глазах блестели слезы.
— Вот тебе, сука! Вот тебе! Так вам всем, блядям!.. Подошва врезалась в лицо. Уже не крик — стон. Кровь хлынула из носа, из рассеченной брови…
— Получай!..
Мирцу я все-таки успел схватить за плечи. В последний миг.
— Не надо, Бобби. Мой эскорт — не только летчик. Личная охрана — реакция на всякую опасность. Может, и не убьет, но болеть будет долго.
— Она? — Султан покосился на рыжую, сплюнул. — Такая сопля?
Я развел руками:
— Бьет один раз — зато по яйцам. Промахивается редко.
— Правда?
Бобби ткнул пальцем в нос, хмыкнул.
— Надо и себе завести. Ну чего, Том Тим, до встречи? Пойду поразвлекаюсь. Сучки, за мной!..
Негритянка радостно улыбнулась. Та, что лежала на земле, попыталась встать, застонала…
[…………………………..]
— Я бы его убила, Тимми. Жаль, ты не дал!
— Не убила бы. Самое худшее — проснулся бы гад с головной болью. Мы не дома, Мирца! И урод этот не дома. Думает, что бьет девушку, а лупит сам себя, понимаешь?
— Может, и понимаю… Теперь даже у себя, в моем файле, буду представлять, как совсем рядом…
— А разве в нашем мире иначе? Но мы живем, не сходим с ума. Во всяком случае, не все. Ты до сих пор еще не поняла, Мирца, мы не в компьютере, у нас нет шлемов на головах, мы не стоим на дорожках. И наркотики тут ни при чем. Ты права, все вокруг — совсем не игрушка. Мы в иной части Вселенной, в другой точке Сферы, но этот мир реален. Искусственное тоже реально, правда? Тебе… Нам надо не прятаться, а просто жить. Жить — не ждать смерти. Джимми-Джон прав. Только тут… И еще в таком мире можно ПРОСТО летать!
— Это ты прав, Тимми. Я читала твой «Гипнономикон».
— Ерунда, его я не писал! Просто оказался в картинке, файл mo8.jpg…
— Знаю, Джимми объяснял. Когда ты смотришь на картинку, мир, куда ты попадаешь, становится твоим. Даже не так — он и есть ты. Самое яркое в тебе, то, о чем постоянно думаешь, легко записать, привести в систему. Не у всех получаются книги, у меня, например, написалась инструкция по обучению планеристов. Только не смейся!..
— Какой уж тут смех! Выходит, мистер Хайд поспособствовал? Не думал, что он такой теоретик!
— Мистер Хайд? А кто он?
[…………………………..]
…Белые пятна облаков поверх нечетких контуров континентов. Прямо в центре — зелено-бурая Европа, снежное пятно лежит на Германии, сползает к итальянскому сапогу. Над темно-синим Средиземноморьем ясно, вода блестит, еле заметно отсвечивает, отражая солнечный свет. А над желтой Африкой — снова тучи, огромная белая спираль закрывает Сахару, тянется к узкой полоске Нила…
Гигантский экран во всю стену. Выпуклый, трепещущий, живой. На экране — Земля. Наша Земля.
— Итак, дамы и господа!..
Итак… Мы с Мирцей в креслах, Джимми-Джон у экрана. На девушке строгий серый костюм, и на мне костюм, только черный, и даже на джинсовом Джимми-Джоне. А я еще не понимал, зачем переодеваться, к чему маскарад? Теперь — понял. Акула словно подводила черту. Раньше было одно, теперь — иное. Новое, совсем новое.