Возможно, когда-нибудь я напишу что-либо похожее. Мой цинизм уже вполне созрел. Батальные сцены я с чистой совестью могу доверить Мбомо. Он достаточно кровожаден, по крайней мере, на словах.
На самом деле сегодняшняя война происходила следующим образом. Вчера, ближе к полуночи, я был приглашён к леди Ньямоане. Она была немногословна, смысл же услышанного чрезвычайно прост. Пожалованный мне титул военного вождя нуждается в оправдании. Экспедиция в горы не обещает быть трудной, и возглавлять её я буду чисто номинально. Вместе с тем, моё присутствие в отряде очень желательно, ибо правительница хочет иметь присмотр за командирами-мачака.
Последнее обстоятельство вполне примирило с незавидной роли «бобового короля» на деревенской свадьбе. Более того, я понял, что моя Леди и в самом деле желает связать наши судьбы. На какой-то миг стало жутко, ибо я словно воочию узрел остаток своей жизни. Мне не вернуться в Европу, не увидеть родную Шотландию, даже не написать никому не нужную книгу о похождениях одинокого путешественника в глубинах миомбо. Но минута слабости быстро прошла. Я сделал свой выбор, сокрушаться же о несбывшемся — занятие бесполезное и недостойное мужчины. Едва ли мои прежние знакомые (привет тебе, о Даймон!) одобрят случившуюся со мной метаморфозу. Что ж, переживу и это.
Итак, мне приказали возглавить войско. Я ответил «есть». Солдат, не спрашивай!
Перед выступлением из лагеря (вышли мы с первыми лучами зари, в 6.20) пришлось поучаствовать в достаточно странной сцене. Увы, менее странной, чем могло бы показаться. Мбомо твёрдо заявил, что последует со мною, ибо война не бывает игрушечной. Соглашаясь с ним, я тем не менее не решался оставить маленькую Викири одну, в окружении грубых солдат. Тогда Мбомо разбудил нашего пса и, глядя в его сонные глаза, твёрдым голосом велел оставаться возле девочки и стеречь её до нашего возвращения. К моему изумлению, пёс кивнул, после чего перебрался поближе к спящей Викири — и вновь погрузился в царство Морфея. Внезапно девочка открыла глаза. Встав, она быстро огляделась, затем подошла ко мне и, указывая рукой на Мбомо, несколько раз покачала головой. Для того, чтобы я оставил всякие сомнения, она кивнула в сторону предгорий, то есть именно туда, куда мне предстояло вести отряд.
Выбора у меня не было, точнее, был, но крайне скверный: выразить недоверие моему другу — или взять его с собой, оставив в душе немалые сомнения. Едва ли девочка сознательно желает нас поссорить, значит, причина в чем-то ином.
Разбираться я, конечно же, не стал, и вскоре мы уже шли во главе колонны по тропе, ведущей в горы. Точнее, шли солдаты, нам же с Мбомо подвели двух лошадей (!!!). Оказывается, их преподнесли в дар леди Ньямоане вожди соседнего селения. Уже взбираясь в седло, я мысленно пожалел наших новых четвероногих друзей. Им едва ли пережить здешнее лето с его жарой и бесконечными налётами цеце. Вместе с тем, откуда-то эти лошади были привезены! Седло у доставшейся мне было арабским, но лошадь Мбомо оказалась под американским (!) солдатским седлом, такой же была и прочая упряжь. Пора перестать удивляться сюрпризам «дикой» Африки.
Сам поход прошёл идиллически. Старшой отряда, здоровенный увалень-мачака в боевой раскраске, пояснил, что ближайшие селения уже изъявили покорность. Строптивым оказался лишь некий вождь, обитающий со своим племенем среди скал (?). Он тоже не прочь покориться — но только после того, как мы продемонстрируем силу, дабы, как говорят китайцы, «сберечь лицо». Итак, никакой «засады» не намечалось, и мне действительно предстоит роль «бобового короля». На большее с моим военным опытом претендовать и не смею.
Восседая на мирной, послушной конячке, неторопливо трусившей впереди колонны, я жалел о невозможности делать записи и зарисовки. Привалы были коротки — мы очень спешили. Оставалось надеяться на память и на спокойный завтрашний вечер. Я лишь пытался обозначить на бумаге кроки нашего маршрута, основу будущей карты.
А между тем, горная страна, куда мы вступили, поистине достойна многостраничного описания. Даже если оставить в стороне красоты природы (три водопада!), жизнь аборигенов кажется ничуть не менее интересной. Мы видели два селения, точнее, проследовали через них. Населены они все теми же мангаджа, чьи вожди поспешили изъявить нам покорность. По сравнению с уже виденными мною деревнями макололо, селения поражают порядком и чистотой. Окружены они изгородями из ядовитого молочая, дающего летом густую тень. Преимущество именной такой изгороди ещё и в том, что под нею не растёт трава. Это помогает избежать пожаров.
Дома мангаджа велики и достаточно сложно выстроены, в некоторых я заметил не одну, не две, а сразу несколько комнат. Все очень опрятно, улицы кажутся выметенными. Благодаря близости гор селения прекрасно обеспечены водой, равно как поля, находящиеся поблизости. Выращивают здесь не только просо и египетский дурро (Holcus sorghum), но также сладкий картофель, коноплю и кукурузу. Хлопок также известен, причём в трех (!) разновидностях. Одна из них именуется «тонье манга», то есть, «хлопок иностранцев». Образцы, которые я видел, и в самом деле прекрасны и почти равноценны лучшему манчестерскому.
Железные предметы весьма различны. Много орудий из хорошо знакомого мягкого железа местного производства, но встречаются также предметы, в основном оружие, из превосходной стали (!!!).
Итак, до самой ночи мне пришлось заниматься этнографией. Война откладывается на завтра. Если верить нашим лазутчикам, строптивый вождь лично поднимется на скалу для изъявления покорности и вручения даров. Скалу я уже видел — она немалых размеров и совершенно отвесна.
Нельзя сказать, что я совершенно спокоен. Генеральского опыта у меня нет, но рядовым повоевать довелось, посему подобная покорность врага немало настораживает. Я пригласил старшого мачака, дабы распорядиться о защите лагеря и надёжных караулах. Как выяснилось, все это уже сделано без меня.
Ночь ясная, посему попытаюсь произвести очередные измерения.
Музыка неизвестного автора, слова А. С. Пушкина.
Исполняет хор Валаамского монастыря.
(2`28).
В монашеском исполнении эта боевая песня, известная из кинофильмов про белогвардейцев, звучит неожиданно мрачно. Но голоса прекрасные.
Алёша открыл меню, проглядел наискось. Пицца такая, пицца этакая… С грибами взять, что ли? Или спросить совета?
— Василий, какую лучше заказать?
Василий-антифашист моргнул, взглянул недоуменно. Видать, не о пицце размышлял. Наконец, улыбнулся, головой качнул.
— Извините, Алексей Николаевич. С курицей берите, не ошибётесь… Мне не надо, я не голодный.
Алёша и сам не слишком оголодал, отказа, однако, не принял. Раз в пиццерию попали…
— Нам, Василий, здесь ещё сидеть и сидеть. Конспирация!
— Тогда, конечно. С курицей.
Давно уже понял Алексей Лебедев: помяни конспирацию, никто спорить не решится. Волшебное слово! Тем паче, только приехали, сидеть же придётся невесть сколько. Может, час, а может, и до вечера.