Договорить Павел не успел — брата словно крыса укусила. Он вскочил, подхватил рюкзак и бросился к выходу.
— Стой! — старший подскочил и уцепился за лямку рюкзака. — Стой, не дергайся! Ты куда?!
— Мне нужно с ней поговорить…
— Что?! Киро, ты спятил совсем! Пойми, дурилка картонная, это не игрушки! За нарушение приказа, да еще и в военное время, тебя мигом арестуют. А потом Сомов тебя все-таки расстреляет. И это, заметь, в лучшем случае!
— Он не может жениться на Ирине. Он же секретарь партячейки, а она — дочь Анатолия Лыкова. Предателя, врага народа… — в глазах юноши застыла мучительная мольба. — Но ведь есть же Партия?! Тебе не понять…
— Мне не понять, брат?! Да я еще ребенком все понял… Чего? Того, что Партия твоя — это машина. Огромная, мощная, страшная машина. Без машиниста она ничто… слепая груда металлолома… Но когда появляется он, такой, как Сомов, например… тот, который дергает за рычаги и давит на педали… тогда берегись! БЕРЕГИСЬ! Тебя раздавят! Намотают потроха на шестеренки! Смажут кровью свои механизмы и клапаны, сжуют и не подавятся. А через месяц никто и не вспомнит геройского парня и несгибаемого коммуниста Кирилла Зорина, который спас… кого ты там спас?
— Хорошо, — не сдавался Кирилл, — пусть так. Но Сомов — это еще не Партия. Есть еще Центральный Комитет. Есть товарищ Москвин, наконец! Он честный человек! Истинный вождь! Он поможет… — произнес Кирилл, но услышанные слова, кажется, начинали действовать, отравляя его ядом сомнений.
Павел наклонился к брату и перешел на шепот:
— Эх, Кирюха! Если хочешь знать, товарищ Москвин такой же, как и Сомов, только намного хуже. Гражданская война здесь никому не нужна… тем более из-за твоей Ирины… она, в конце концов, не Елена Прекрасная, чтоб Сокольники, то бишь Сталинскую, штурмовать… Все это политика, брат. Политика чистой воды! Игра по-крупному! У тебя же нет ни опыта, ни авторитета, ни нужных связей для того, чтобы играть в эти игры. Учти, как только ты явишься на любую станцию Красной ветки требовать справедливости, тебя сразу схватят! Растопчут и уничтожат! Хорошо, если просто пулю в лоб, а то и на каторжные работы сослать могут. Сгноят, как врага народа, в каком-нибудь Берилаге. Или крысой подопытной к профессору Корбуту определят. Слыхал про такого? И хорошо, что не слыхал, — крепче спать будешь. И ни у Москвина, ни у членов ЦК, между прочим, голова болеть не будет от того, что куда-то делся младший сын Ивана Зорина. Тоже, кстати сказать, покойного, уж прости за цинизм… Такие вот дела, брат. Никому ты на этом свете больше не нужен, кроме меня. А вот помешать — можешь…
Время остановилось. Удушливый дурман заполнял каждый уголок сознания. Кириллу казалось, что еще чуть-чуть — и кровь заклокочет, пойдет пузырями, выплеснется из горла.
— Я убью его!!! — вне себя выкрикнул юноша. — Убью Сомова!
— Убьешь… а дальше-то что?! — старший с сочувствием посмотрел на младшего. — Что дальше? Ирина свой выбор, кажется, уже сделала…
— Ее заставили…
— Да-да… верь больше! Заставили… принудили! Еще скажи, под дулом пистолета! — Павел схватил парня за грудки, так что ткань куртки затрещала. — Киро, не обманывай себя! Не тешь понапрасну! Бабы, они ж испокон веков такие: непостоянные, хитрые, подлые! Не поддавайся чувствам! Думай головой, а не другим местом… И потом, сам посуди, что для нее лучше: быть подругой главы, — слышишь? — ГЛАВЫ Партии на севере ветки или женой простого, нищего солдафона… пускай даже трижды героя. Лавры в карман не положишь! В кабаке не пропьешь! Себя не накормишь! Ребенка не оденешь! То ли дело Сомов…
— Заткнись! — Кирилл с яростью оттолкнул от себя брата. — Заткнись! Ты ее даже не знаешь!
— Это ты ее не знаешь! ТЫ! Вечно опекаемый… вечно под крылом папаши нашего с его идеологией идиотской! Ты же настоящей жизни не нюхал совсем! Не знаешь, почем фунт лиха! Не знаешь, как жестоки, как подлы и корыстны порой бывают люди… Не какие-то незнакомые или враги, а свои… СВОИ… Ты им открываешься, доверяешь безоговорочно, как самому себе, душу перед ними выворачиваешь, а они — предают! Предают, понимаешь! И они не плохие… не злые… просто им так лучше, сытнее живется, мягче спится.
— Ирина не такая…
— ВСЕ они такие! Посмотри на меня. Не старик, не урод, не калека. В карманах всегда «маслинки» водятся, какой-никакой авторитет имеется. Думаешь, отчего я до сих пор не женился, отчего бобылем живу? Свободной бабы не нашел? Или «генофонд» не встает?! Нет, Кирилл! Не-ет! Изучил я их сестру уже… насытился! Испытал на собственной шкуре их преданность и святость! Хватит! Не хочу больше быть марионеткой! Мне за любовь и ласку лучше по-ганзейски платить — не кровью, а патронами. Кстати, и тебя, если есть охота, могу с одной знакомой свести. Баба ладная, и живет рядом, в отдельной палатке…
Удар пришелся прямо в лицо, и запястье болезненно заныло. Павел повалился на пол, а Кирилл, перепрыгнув через его тело, выбежал вон.
— Иришка предала… Иришка предала… — шептал юноша одно и то же, пока эти слова не потеряли всякий смысл, распавшись на отдельные, ничего не значащие буквы. — П-Р-Е-Д-А-Л-А.
Все его понимание жизни разлетелось на мельчайшие кусочки, и каждый из них острым зазубренным краем впивался в сердце. Понятия о честности, справедливости, об элементарной, наконец, благодарности — те ориентиры, на которые он равнял свою жизнь, радостно оберегаемые надежды на будущее, — все это в один миг превратилось в туннельный мусор. Два человека, ставшие самыми дорогими, которым спас жизнь и доверял безоговорочно, — оба оказались лгунами, готовыми на самые подлые поступки. Но почему? Почему они так поступили с ним? Чем обидел их? Что сделал неправильно? Этого понять было невозможно…
Кирилл бродил по Боровицкой, совершенно не осознавая, как он тут очутился. Бесцельно поднимался и спускался по эскалаторам, присаживаясь на ступеньки, но тут же вскакивал, не в силах и минуту сохранять спокойствие. Секунду назад ему хотелось быть среди людей, лишь бы не одному, и он вливался в самую толчею на каком-нибудь запруженном пятачке, а уже через несколько мгновений толпа немыслимо раздражала, выводила из себя и он замирал в безлюдных углах, пытаясь отдышаться. Потом снова шел, натыкаясь на встречных, не видя ни коренастого солдата, от которого получил ответный пинок, ни хилого старика, замахнувшегося палкой и плюнувшего вслед… В каком-то переходе его чуть не избили, когда он налетел на девочку и сбил малышку с ног, но отстали, видя, что парень не реагирует на тычки и окрики…
«Федор сплавил меня специально… Ночь, спешка… СПЕЦИАЛЬНО… — шептал Зорин. — Чтобы я не путался у него под ногами… не мешал ему с Ириной… она не пришла тогда… Вот почему! Она знала… наверняка знала, что обратно, на Сталинскую, мне уже не вернуться. Поэтому и не вышла… проводить… попрощаться… Не вышла, не из-за болезни… недомогания какого… просто не вышла, потому… Потому что я ей не нужен… не-ну-жен…»
На полу заиграли тени. Кирилл поднял голову и обомлел: что-то огромное, мокро-скользкое прыгнуло на него, обняло и замоталось вокруг головы. Зорин пробовал сопротивляться, забил руками, но те не слушались… Кирилл закричал, однако сильный удар по затылку оборвал его вопль. Парень обмяк и провалился в черноту…