Князев плеснул себе в стакан на два пальца янтарной жидкости и, подумав, щедро разбавил тем же сильнодействующим средством Верин чай. Казалось, трясущаяся в ознобе журналистка не обратила на это никакого внимания.
Но «лекарство» все же оказало свое воздействие.
Не прошло и минуты, как Женя почувствовал теплую волну, прокатившуюся по телу, приятно зашумевшую в голове, отогревшую душу. Заметно оживилась и хлебнувшая «микстуры» девушка. По крайней мере, дрожь постепенно стихла, а сама она начала реагировать на внешние раздражители.
– Жень, погаси верхний свет, – попросила она слабым голоском выздоравливающего после тяжелой болезни ребенка. – Глаза режет…
«Похоже, кризис миновал, – подумал Евгений, щелкая „верхним“ выключателем и зажигая настольную лампу. – Слава Богу, слава Богу…»
– Какой ужас, – прикрыла глаза Вероника, сделав новый лилипутский глоточек из кружки. – Я думала, что умру на месте… А ты испугался?
– Конечно, – честно признался молодой ученый, оценивающе глядя на бутылку, но так и не решился налить себе еще порцию. – А ты разве не почувствовала?
– Я ничего не помню… – Девушка, поставив недопитый чай на стол, снова по самые глаза ушла в свой кокон.
Оба замолчали, вспоминая, как вслед за тяжелым скрежетом из ничего на них надвинулась громадина, излучающая неистовую злую силу, как брызнули искры, высеченные из булыжной мостовой почти неразличимым в темноте копытом…
– Я хочу уехать отсюда… – раздался из-под колючего верблюжьего пледа едва слышный голос. – Домой, в Москву, к маме… Женя, увези меня отсюда… Мне страшно…
«Я не могу», – чуть было не сказал Евгений вслух, но вовремя спохватился, что это прозвучит эгоистично.
Но он в самом деле не мог расстаться с ней, своими руками разорвать связь, крепнущую между ними. Не представлял себе, что это возможно.
– Хорошо, – кашлянув, сказал он вслух, неожиданно для себя. – Завтра я схожу на вокзал и куплю билет до Москвы.
За тот благодарный взгляд, которым его одарила девушка, он готов был сделать это прямо сейчас. И пусть под дверью его ждут все оживающие статуи проклятого Виллендорфа вместе…
* * *
Немного согревшись, девушка ушла к себе, а Евгений просидел в кресле без сна всю ночь. Ему постоянно чудились странные шорохи, скрипы вокруг, но, стоило зажечь свет, все мгновенно затихало. Или вообще все это существовало лишь в его воображении… Провалился в сон он лишь после того, как первые отблески рассвета робко позолотили шторы на окне…
А еще через пару часов его разбудил легкий стук в дверь.
На пороге стояла Вера, посвежевшая и похорошевшая после сна. В этой молодой женщине не было ничего от вчерашней испуганной девочки.
– Знаешь, Женя, – сказала она, опустив глаза. – Не надо мне никакого билета… Нужно остаться и распутать весь клубок до конца…
* * *
Распутывать взялись с того кончика нити, который был ближе всего.
Со старого замка.
Вообще-то никакой это уже был не замок. Как говорилось в том самом путеводителе, ксерокопия которого оказалась у парочки даже в двух экземплярах (по иронии судьбы, у Веры была такая же, даже более четкая и с теми страницами, которые в Женином варианте отсутствовали), бароны фон Гройбиндены, владевшие замком на протяжении почти шестисот пятидесяти лет, не были чужды духу времени и моде. Например, стены с бойницами и мощными башнями, устаревшие и ставшие бесполезными с изобретением артиллерии, были снесены еще в середине XVII века. Сама же цитадель несколько раз перестраивалась и обрастала флигелями и пристройками, пока твердыня крестоносцев, мрачная и аскетичная, окончательно не превратилась в нечто легкомысленное, барочно-ампирное. Последний владелец взялся было в очередной раз перестраивать свою резиденцию, намереваясь придать ей модный в то время английский колорит, но успел лишь наполовину разрушить последнее, что еще связывало ее со Средневековьем, – толстенную цилиндрическую башню-донжон, с которой и началось строительство в конце XIII века. Составитель путеводителя еще горько сокрушался о великолепной коллекции старинного оружия, которой был славен в свое время замок Гройбинден, проданной наследниками разорившегося «англомана» и распыленной по всей Германии.
– Да-а… – Евгений почесал затылок перед запертой, как обычно, дверью. – От памятника архитектуры тут, конечно, осталось мало… Разве что внутри.
– Имение было выкуплено Виллендорфом, и здесь же он завершил свои дни, – напомнила девушка. – В замковом парке должен быть его склеп…
– Значит, будем стучать…
Стучать пришлось долго.
Наконец дверь отворилась, и на пороге возник мрачный коротко стриженный верзила в серо-голубом милицейском камуфляже с надписью «охрана» на груди. Челюсти его работали, как валки крупорушки.
– Слепые, что ли? – буркнул «секьюрити», смахивая с массивного подбородка крошки. – Не видите, что закрыто?
– Видим, – больше всего Князев не любил общаться с такими вот индивидуумами, вероятно, и подвигнувшими незабвенного Дарвина на его революционное учение. – А когда откроется?
– Когда будет нужно, тогда и откроется.
Дверь снова захлопнулась.
– Вот тебе и памятник архитектуры… Что будем делать?
Замковый парк скорее походил на скверик. Видимо, когда владелец замка созрел для его создания, город придвинулся настолько близко, что места практически не оставалось. Сейчас асфальт подступал практически к самой решетке, старинной, но настолько аляповато выкрашенной ядовито-зеленой краской, да еще в энное количество слоев, что все очарование старины терялось. Казалось, что кованые, переплетенные узорчатыми гирляндами копья ограды сделаны не из чугуна, а из дешевого пластика.
– Полезем? – Искусствовед задумчиво изучал острые наконечники, расположенные на двухметровой высоте. Когда-то они, наверное, сияли позолотой, но теперь составляли с зеленым основанием одно целое.
– Зачем? – Вера за рукав подтащила спутника к самой решетке и показала пальцем внутрь.
Посреди уютной полянки, окруженной разросшимися до безобразия кустами и прикрытой сверху раскидистыми липами и дубами, виднелась незамысловатая скамеечка: два вкопанных в землю чурбачка с прибитой сверху доской. Вполне обычный для нашей страны атрибут таких вот укромных уголочков: приют для влюбленных, место спевки под гитару дворовой пацанвы или «кафе под открытым небом» для публики посерьезней.
– Где-то лазейка должна быть. Не перелазят же сюда алкаши через этакие бастионы!..
«Калитка» отыскалась буквально в нескольких шагах – один из прутьев был аккуратно вырезан ножовкой в незапамятные времена.
«Парк» встретил исследователей тишиной и какой-то первозданной заброшенностью.
Нет, в отличие от большинства парков, виденных молодыми людьми в своей жизни, – всяких там «ЦПКиО», на которые так щедро было советское время, – никто здесь ничего специально не разрушал. Не испещряли всякие нецензурные высказывания и формулы из трех знаков кору вековых деревьев, не пятнали землю неряшливые следы кострищ, не громоздились повсюду горы мусора… Казалось, что даже пьяницы, распивавшие свое пойло на скамейке, отличались определенной интеллигентностью и тактом, унося пустую тару и даже окурки с собой, а единственным напоминанием о влюбленных оказался глубоко врезанный в потемневшую доску крик души: «Витя + Аня =». То ли силы оставили неведомого резчика на самом интересном месте, то ли спугнул кто, но итог так и продолжал зиять пустым местом, навевая грустные чувства…