– Ваша фамилия Князев? – вздрогнул Женя от раздавшегося над ухом хрипловатого баска.
– Да, а что? – вышел он из ступора, окинув взглядом спрашивающего, на первый взгляд – абсолютная копия вчерашнего замкового охранника. Разве что не в милицейском камуфляже, а в недешевом темном костюме, шитом на заказ, и темных же рубашке и галстуке. Человек в черном.
Как можно не заметить приближения такого мордоворота? Одно из двух: либо он перемещается абсолютно неслышно, как японский ниндзя, либо Евгений банально задумался. «Заснул с открытыми глазами», как смеялись одноклассники, обожавшие шутить над Женей в таких ситуациях, – бумажки с обидными надписями на спину вешать или тетрадку вверх ногами переворачивать. Да и впоследствии случались с ним такие казусы…
– Вас просят в машину.
– Что значит просят? – опешил Евгений, в мозгу которого билось трусливое: «Началось… Неужели прямо перед зданием милиции?..» – Кто просит? В какую машину?
– Пройдемте, – буркнул «черный», отодвигаясь в сторону и делая приглашающий жест рукой. – Там узнаете.
Вдвоем они подошли к роскошной темно-синей, почти что черной иномарке с тонированными стеклами, выделявшейся среди тоже недешевых автомобилей, припаркованных на милицейской стоянке, как черный лебедь среди разномастных уток.
«Ни за что не сяду».
– Вас подвезти? – раздался из полутемного нутра машины хорошо поставленный мужской голос. – В такую погоду хороший хозяин собаку из дома не выгоняет, а вы даже без зонта.
Действительно, Князев только сейчас обратил внимание на накрапывающий, мелкий, как пудра, дождик.
– Спасибо, – Евгений отвернулся с независимым видом. – Мне недалеко.
– И все равно садитесь, – широкая дверь авто распахнулась, преграждая ему дорогу. – Мне кажется, что вы не откажитесь прокатиться именно со мной.
– А чем же это вы так знамениты? – начал раздражаться Князев: «Подумаешь, какой-нибудь местный нувориш…»
– Да ничем, собственно… – сник, судя по изменившемуся тону, невидимый обитатель авто. – Разве что фамилия у меня многим здесь известная. Мельник. Не слыхали часом?..
«Сам Мельник? Похоже, в ход пошла тяжелая артиллерия…»
Не отдавая себе отчета в том, что делает, повинуясь гипнозу незнакомца, Женя нырнул в теплое уютное нутро автомобиля, тут же мягко тронувшегося с места, едва он захлопнул дверь…
* * *
Знаменитый Мельник, по слухам, повелевавший Краснобалтском чуть ли не с пятидесятых годов, выглядел неожиданно моложаво и совсем не так, как представлял себе Евгений чиновников его разряда. Чисто по прессе и телевидению, конечно, поскольку за свою жизнь лично еще ни с одним не встречался.
Лысоватый мужичок лет пятидесяти, на вид примерно такого типа, представителей которого можно встретить возле недорогих пивных или за доминошным столом, где-нибудь в тенистом дворике. Словом, почти такой же маргинальный индивидуум, как и тот, которого только что провел мимо задумавшегося Князева сумрачный старшина с фонарем под глазом. Разве что вместо кургузого пиджачка и «треников» градоначальник был одет в очень приличный серый с искрой костюм и белую рубашку при столь любимом всеми выходцами из советской номенклатуры красном галстуке.
– У меня пятно на рубашке? – осведомился, сверкнув безупречными зубами, мэр. – Или ус отклеился?
Сообразив, что пялиться так открыто на незнакомого человека более чем бестактно, искусствовед покраснел.
– Что вы хотели? – спросил он нарочито грубо, чтобы скрыть неловкость. – Это что: похищение?
– Боже упаси! – всплеснул розовыми ладошками «народный избранник». – Это у вас шутки такие в Ленинграде… пардон, в Санкт-Петербурге?
– А откуда вы знаете, что я из Питера?
– Я обязан такое знать, молодой человек. Это входит в число моих прерогатив. К тому же городок наш маленький, все всех знают… Кстати, передавайте привет Татьяне Михайловне. Вам у нее не тесновато?
– Почему?
– Как же? Три человека в одной квартире… Могу предоставить вам другое жилище.
– Камеру?
– Вам никогда не говорили, что у вас своеобразный юмор, Евгений Григорьевич?
– Но ведь единственная гостиница…
– Да, это печально. Но город располагает и другими помещениями. Мы не из бедных, знаете ли.
Мягкий говорок Мельника с легким, едва уловимым акцентом обволакивал, гипнотизировал…
«Чего ему от меня нужно? – с трудом боролся с дремотой Женя. – Тоже будет запугивать?»
– Скажите прямо, – потребовал он, усилием воли стряхивая сон. – Что вам от меня нужно? Вы тоже хотите, чтобы я уехал? Как этот…
– Кто?
– Не важно. Хотите или нет?
– Побойтесь Бога! – Степан Ильич даже отшатнулся. – Вы нелогичны. Стал бы я предлагать вам служебное жилье, если бы хотел выставить из города!
– Тогда что?
Градоначальник промолчал, глядя в окно, за которым как раз неторопливо проплывал так испугавший Женю и Веру памятник фон Мюльхейму.
– Я не буду вас спрашивать, молодой человек, – печально промолвил он, – видели ли вы, сколько в городе монументальной скульптуры, доставшейся в наследство от прошлого… Вы приехали сюда именно из-за нее. И конечно же, вы в курсе, что многие из статуй находятся в плачевном состоянии…
– Я не реставратор.
– Неправда. В том числе и реставратор, – мягко возразил Мельник. – Но в первую очередь вы скульптор.
– Я весьма посредственный скульптор.
– Опять неправда… Скульптор вы весьма одаренный, я наводил справки. Ну, к чему вам этот зачуханный музей? Это же не Эрмитаж!
«Что верно, то верно».
– А тут вам огромный музей под открытым небом. Это ли не мечта ученого? Да вы здесь не только кандидатскую диссертацию напишете, но и докторскую! – горячо убеждал молодого человека мэр. – Да и сколько вы там в своем музее получаете? Десять тысяч в месяц? Пятнадцать?
– Двенадцать… – пробормотал Женя.
– Вот видите? А я вам сразу положу тридцать.
– За что? В качестве кого я здесь буду?
– Пока – в качестве заведующего городским отделом культуры. Потом – больше.
– Как же я буду изучать статуи? – начал понемногу сдаваться Князев, уступая и напору чиновника, и замаячившим вдали перспективам. Вроде детального анализа камня безо всяких помех. – У меня же нет никаких материалов!
– Это не проблема… Так вы согласны?
– М-м-м… Можно мне немного подумать?
– Думайте на здоровье. Кстати, мы приехали… Евгений вышел у «своего» дома, и авто бесшумно тронулось дальше.
Последними до него донеслись слова, которые он принял за игру воображения: