Ты велел мне не бояться жить, и я перестала бояться. Ты велел мне разглядеть истинную сущность моих друзей и соседей — они подлые, жадные, недалекие, ограниченные, — и я увидела их истинную сущность.

Ты велел мне, — сказала жена своему мужу, — не стыдиться любви, а гордиться ею — кричать о ней на всех перекрестках.

И я кричала.

А книгу я написала, чтобы ты понял, как велика моя любовь и сколь многому ты меня научил.

А потом я начала ждать. Я ждала и ждала — хоть самого мизерного намека на то, что тебе все стало ясно, — сказала Элси Стрэнг Морган, — что эта книга не только моя, но и твоя. Я была матерью. Ты был отцом. А книга, с божьей помощью, стала нашим первенцем.

После этой речи я ушел.

Мне бы хотелось услышать, что сказал Ланс Магнум о страшном ребенке, которого прижила от него простая деревенская девушка, однако он попросил меня уйти.

На улице механик менял аккумулятор «шевроле». Тут я понял, что если кто-нибудь из них прыгнет в машину и укатит прочь, то скандальная любовная интрига между Лансом и Селестой закончится здесь и сейчас.

Поэтому я сказал механику, что произошла ошибка и нам вовсе не нужен аккумулятор.

Я от души рад своему поступку: когда я вернулся через два дня, Элси Стрэнг Морган и ее муж все еще были вместе и ворковали друг с другом, точно голубки. Они подписали договор на замену окон и дверей по всему дому — душевые кабинки продать не удалось, поскольку им еще не провели канализацию. Зато «Роллс-ройс» у них уже был.

Пока я замерял окна, муж Элси Стрэнг Морган принес мне кружку пива. Он был в новом костюме и гладко выбрит.

— Смотрю, вы признали отцовство, — заметил я.

— Если б не признал, — ответил он, — то был бы самым жутким ханжой в Городе ханжей. Какой отец откажется от своего ребенка?

Недавно я слышал, что она написала вторую книгу, и мне страшно ее открывать. Говорят, главный герой торгует противоураганными окнами. Он ходит по домам и делает замеры — а книга о том, что он видит внутри.

Хелен, © 1995 Kurt Vonnegut/Origami Express, LLC

ЗАКРЫТЫЙ КЛУБ ЭДА ЛУБИ [7]
Перевод. О. Василенко, 2010

Часть I

Когда-то Эд Луби работал телохранителем у Аль Капоне, затем сам занялся контрабандой спиртного и сделал на этом неплохие деньги. Когда сухой закон отменили, Эд Луби вернулся в родные места, в старинный промышленный городишко Илиум, где купил несколько предприятий, в том числе и ресторан. Ресторан получил название «У Эда Луби» и славился на всю округу. На красной входной двери сиял бронзовый дверной молоток.

Однажды вечером, в семь часов, Харви и Клэр Эллиот постучали молотком в красную дверь, потому что она была закрыта. Эллиоты приехали из соседнего городка в тридцати милях отсюда, чтобы отпраздновать четырнадцатую годовщину свадьбы. Все предыдущие годовщины они отмечали в ресторане Эда Луби.

Детьми супругов Эллиот Бог не обидел, счастья тоже хватало, а вот с деньгами было туговато. И все-таки раз в год они позволяли себе пошиковать: разодевшись по-праздничному, доставали из сахарницы заветные двадцать долларов, приезжали в ресторан «У Эда Луби» и сорили деньгами, точно короли.

В ресторане горел свет и играла музыка. Стоянка была забита машинами, и все они выглядели гораздо новее старенького «универсала» Эллиотов, который разваливался на ходу. Ресторан явно работал, но красная дверь не поддавалась.

Харви еще немного поколотил по ней дверным молотком, и вдруг дверь распахнулась. На пороге стоял сам Эд Луби — злобный старик, совсем лысый, маленький и тяжелый, словно пуля 45-го калибра.

Эд Луби был в ярости.

— Какого черта вы в дверь колотите? Хотите гостей переполошить? — проскрежетал он.

— Что? — не понял Харви.

Луби выругался и посмотрел на молоток.

— Снять его сейчас же к чертовой матери! Что за тупость — молоток на дверях! — Он повернулся к стоявшему за спиной громиле. — Сними его прямо сейчас!

— Есть, сэр, — ответил громила и отправился за отверткой.

— Извините, мистер Луби, — вежливо сказал озадаченный Харви, — что, собственно, происходит?

— Что происходит? — повторил Луби. — Это я должен у вас спросить, что, собственно, происходит. — Он по-прежнему рассматривал молоток, игнорируя Харви и Клэр. — Что это вам в голову втемяшилось? Хэллоуин наступил, что ли? Пора надеть дурацкие костюмы и барабанить в дверь частного заведения, пока все там с ума не сошли от грохота?

Шуточка насчет дурацких костюмов явно предназначалась для того, чтобы задеть Клэр, и стрела попала в цель. Клэр очень чувствительно реагировала на замечания о своей внешности: не потому, что выглядела смешно, а потому, что платье сшила сама, а шубку взяла напрокат. На самом деле Клэр выглядела просто замечательно. Замечательно для тех, кто умеет разглядеть красоту — красоту, тронутую жизненными невзгодами. Клэр была стройная, нежная и невероятно жизнерадостная. Годы, тревоги и работа всего лишь оставили на ее лице легкий отпечаток постоянной усталости.

Харви Эллиот не сразу отреагировал на шпильку: он все еще пребывал в праздничном настроении, все неурядицы и вся низость будней на время отодвинулись. Харви не собирался обращать внимание ни на что плохое. Он хотел одного — войти в ресторан, где звучит музыка, где подают еду и напитки.

— Дверь не открывалась, — объяснил Харви. — Извините, мистер Луби. Просто дверь заклинило.

— Дверь не заклинило, она была заперта, — ответил Луби.

— Вы… вы что, закрылись? — неуверенно спросил Харви.

— Теперь здесь закрытый клуб, — заявил Луби. — У всех членов клуба есть ключ. У вас есть ключ?

— Нет… — признался Харви. — А как… как нам его получить?

— Заполните заявление, заплатите сто долларов и ждите решения комиссии, — объяснил Эд Луби. — Это занимает недели две, иногда месяц.

— Сто долларов! — воскликнул Харви.

— Знаете, ребята, я не думаю, что вам у нас понравится, — сказал Луби.

— Но мы же всегда отмечали у вас годовщину свадьбы, вот уже четырнадцать лет… — Харви почувствовал, что краснеет.

— Ну да, я знаю. Я вас очень хорошо помню.

— В самом деле? — с надеждой спросил Харви.

Теперь Луби повернулся к ним самой мерзкой стороной.

— Так ведь у тебя же куры денег не клюют, — сказал он Харви. — Ты мне как-то двадцать пять-центов на чай дал. Мне, Луби, хозяину заведения, ты однажды дал целых двадцать пять центов. Разве можно забыть такого крутого парня?