Луби нетерпеливо взмахнул пухлой ручкой.
— Вы бы отошли с дороги, — обратился он к Харви и Клэр. — Пройти людям не даете. Не видите что ли, члены клуба хотят войти.
Харви и Клэр смиренно отступили назад.
К дверям величаво приблизились те самые члены клуба, которым они мешали пройти: муж и жена средних лет, пышнотелые, самодовольные, с лицами, неотличимыми друг от друга как два грошовых пирожка. Мужчина был одет в новый фрак. Зеленое вечернее платье и темная соболиная накидка делали женщину похожей на гусеницу.
— Добрый вечер, господин судья, — обратился к ним Луби. — Добрый вечер, миссис Уомплер.
Судья Уомплер держал в руке золотой ключ.
— А я-то надеялся им воспользоваться, — сказал судья.
— Пришлось открыть дверь для небольшого ремонта, — объяснил Луби.
— Понятно, — кивнул судья.
— Молоточек решили снять, — продолжал Луби. — А то приходят тут всякие, не хотят верить, что это закрытый клуб, и давай барабанить в дверь, всех гостей переполошили.
Судья и его супруга бросили на Харви и Клэр беглый взгляд, полный тошнотворного презрения.
— Так мы не первые прибыли? — спросил судья.
— Начальник полиции приехал час назад, — ответил Луби. — Доктор Уалдрон, Кэйт, Чарли, мэр — все уже в сборе.
— Прекрасно, — сказал судья и вошел вместе с женой в клуб.
Давешний громила, телохранитель Эда Луби, вернулся с отверткой.
— Эд, они все еще тебя достают? — спросил он и, не дожидаясь ответа, двинулся на Харви. — Давай-давай, малыш, проваливай.
— Харви, пойдем отсюда, — чуть не плача, попросила Клэр.
— Вот именно, проваливай! — заявил Луби. — Идите-ка лучше в дешевую забегаловку, там вам подадут на ужин отличный гамбургер за полтора доллара. А кофе хоть залейся, причем бесплатно. Оставьте им двадцать пять центов чаевых, и вас примут за миллионера.
Харви и Клэр вернулись к своей старенькой машине. Харви был так унижен и взбешен, что не осмеливался сесть за руль. Он сжал дрожащие руки в кулаки, мечтая придушить Эда Луби вместе с телохранителем.
Больше всего Харви донимала мысль о злосчастных чаевых.
— Четырнадцать лет назад… Наша первая годовщина. Тогда я дал этому паршивцу двадцать пять центов! И он до сих пор помнит!
— Он хозяин, имеет право сделать закрытый клуб, если хочет, — безразлично сказал Клэр.
Телохранитель Луби снял молоток и вместе с хозяином вошел внутрь, хлопнув большой красной дверью.
— Ну конечно, имеет! — бушевал Харви. — Разумеется, он имеет на это право! Но эта вонючая крыса не имеет права оскорблять людей!
— Да он просто больной, — сказала Клэр.
— Прекрасно! — Харви стукнул кулаками по приборной доске. — Больной, значит. Тогда давайте перестреляем всех таких больных, как Луби.
— Смотри, — сказала Клэр.
— На что? — спросил Харви. — Что я тут могу увидеть, от чего мне полегчает или, наоборот, еще сильнее затошнит?
— Просто посмотри на замечательных людей, которым повезло стать членами клуба.
Из такси вылезали двое в стельку пьяных пассажиров, мужчина и женщина. Пытаясь заплатить водителю, мужчина уронил мелочь и золотой ключ от дверей клуба. В поисках пропажи он встал на четвереньки. Его спутница, судя по виду, девица легкого поведения, прислонилась к машине, явно не в состоянии держаться на ногах без посторонней помощи.
Мужчина поднялся, с гордостью держа в руках ключ.
— Это ключ от самого дорогого клуба в Илиуме, — похвастался он водителю.
Собираясь заплатить, он обнаружил, что самая мелкая купюра в его кошелке — двадцать долларов. Сдачи у водителя не было.
— Подожди здесь, — велел пьянчужка. — Мы зайдем в клуб, и я разменяю.
Он подвел спутницу к дверям и попытался вставить ключ в замочную скважину. Все попытки были безуспешны.
— Сезам, откройся! — кричал он, смеялся и снова тыкал ключом.
— Какие славные люди входят в этот клуб, — сказала Клэр мужу. — Жаль, что мы туда не вхожи, верно?
Пьянчужка наконец попал ключом в замочную скважину и вместе с подругой буквально ввалился внутрь.
Через несколько секунд они вывалились обратно, погоняемые Эдом Луби и телохранителем.
— Вон! Вон! — кудахтал Эд Луби в темноте. — Где ты взял ключ?
Пьянчужка не ответил, и Эд Луби сгреб его за грудки и прижал к стене.
— Я тебя спрашиваю, где ты взял этот ключ?
— Гарри Варнум дал, — признался пьянчужка.
— Передай Гарри, что он больше не член клуба, — заявил Луби. — Если кто-нибудь даст свой ключ недоноску вроде тебя, из клуба он исключается.
Луби повернулся к спутнице пьянчужки.
— Не вздумай еще раз здесь появиться! Тебя я не впущу, даже если ты придешь под ручку с самим президентом. Я для того и превратил ресторан в закрытый клуб, чтобы свиньям вроде тебя вход был закрыт и мне не приходилось обслуживать… — И он назвал ее тем самым словом, которое описывало ее профессию.
— Бывают в жизни вещи и похуже, — ответила она.
— Например? — нахмурился Луби.
— Я-то никого не убивала. В отличие от некоторых.
Луби и глазом не моргнул.
— Ты хочешь побеседовать об этом с начальником полиции? — спросил он. — Или с мэром? А может, с судьей Уомплером? В этом городе убийц считают злостными преступниками. — Луби подошел к девице вплотную и смерил ее взглядом. — То же самое с крикунами и… — Он снова назвал ее по заслугам. — Меня от тебя тошнит.
И тут Луби с размаху дал ей пощечину. Он ударил девицу так сильно, что та покачнулась и беззвучно рухнула на землю.
Пьянчужка попятился от нее, от Луби, от громилы-телохранителя, даже не пытаясь помочь своей спутнице. Он просто хотел убраться подальше отсюда.
Зато Харви Эллиот выскочил из машины и помчался к Луби прежде, чем Клэр успела его остановить.
Харви врезал Эду Луби в живот — живот оказался твердым, как железная бочка.
Удовлетворение от удара стало последним, что запомнил Харви, — в себя он пришел уже в пассажирском сиденье. Машина стремительно мчалась вперед, за рулем сидела Клэр. Голова Харви бессильно лежала на плече жены, с которой он прожил четырнадцать лет.
На щеках Клэр еще не высохли слезы, но она больше не плакала. С мрачным и решительным видом Клэр на полной скорости гнала машину по грязным, неухоженным улочкам делового района Илиума. Редкие фонари горели тусклым светом. Машину то и дело потряхивало на рельсах заброшенных трамвайных путей. Большие часы в витрине ювелирного магазина давно остановились. На неоновых вывесках, одинаково маленьких и красных, горели слова «БАР», «ПИВО», «ЗАКУСОЧНАЯ» и «ТАКСИ».