Но телефон был в прихожей, а наручники якорем держали на месте.
«Нужно как-то освободиться…»
Взгляд скользнул по кухонным шкафчикам, плите, раковине…
И остановился на оскаленном мертвом лице человека, сидящего напротив на полу. Даже не на лице, а на бесформенном черном месиве, начинавшемся сразу над кустистыми бровями.
На темно-бурых потеках на кафельной стене…
На присохших к плитке рыжеватых кусочках…
Затылок Ирины стукнулся о стену, и она снова полетела в черную бездну забытья…
– Не трудись, Саша, я уже тут.
Шацкий стоял в конце коридора, расслабленно опершись плечом на стену и покачивая на ладони пистолет с длинным глушителем. Лицо его было невозмутимым, на губах играла легкая усмешка.
– Так ты успел? Давно ты тут? Что тут произошло?..
– Много вопросов, Саша. Ты, кажется, приехал сюда ради одного человека?
– Ну да… – Маркелов на миг растерялся: трупы, смерть и вдруг – невинные спокойные вопросы… – Сотников Владислав Георгиевич…
– Пойдемте. – Шацкий повернулся, глянул через плечо и игриво поманил друзей пальцем свободной руки: пистолет он так и не убрал. – Не задерживайтесь.
Следуя в нескольких шагах за странным гидом, майор и архивариус поднялись на второй этаж.
– Ох!.. – Маркелов переступил через лежащего на ступенях ничком человека, но его спутник сослепу наступил на безвольную мягкую ладонь, услышал под ногой явственный хруст пальцев и едва не сверзился вниз по ступеням. Только в последний момент Александр сумел удержать за воротник уже потерявшего равновесие друга, бледного в синеву и балансирующего на грани обморока.
– Чего вы копаетесь? – недовольно глянул на них проводник.
Поперек коридора навзничь лежал еще один незнакомец в распахнутом на груди белом халате. Ковролин хорошо впитывал жидкости, и теперь темно-зеленое покрытие лишь чуть-чуть потемнело вокруг трупа. А красное пятнышко на белоснежном лацкане могло сойти за орденскую розетку.
– Как у ордена почетного легиона, не правда ли? – походя ткнул длинным стволом пистолета в грудь мертвеца Шацкий. – Меткий выстрел, а?
– А врача-то за что? – пробормотал за спиной у майора Иванов. – Он-то чем мог угрожать…
– Для коллекции, – белозубо ухмыльнулся Шацкий, гостеприимно распахивая дверь: – Прошу!
Сотников-младший лежал в огромной постели, утопая в белых простынях настолько, что Маркелов разглядел на смятой подушке восковое, словно у мумии, лицо не сразу. Зато сразу узнал – настолько сын походил на портрет отца из старой книги. Даже желтоватый оттенок лица напоминал выцветшую сепию старинной фотографии.
– Он мертвый? – тронул друга за рукав Геннадий.
Тот только пожал плечами: наметанный взгляд уже отметил аппаратуру жизнеобеспечения, и хотя дисплеи от двери были неразличимы, мерное попискивание не могло означать ничего, кроме пульса. Да и вряд ли стали бы подключать капельницы к покойнику, а их в комнате было целых три.
«Хоть здесь не опоздали, – перевел про себя дух Александр. – Он жив…»
В комнате витал особый запах – запах болезни, сотканный из амбре различных лекарств, миазмов человеческих выделений и чего-то особого, нематериального, присущего только палатам для тяжелобольных и умирающих. Майору доводилось бывать в них не раз – и по службе, и по иным малоприятным обстоятельствам. Сразу заныл давно не беспокоивший шрам на боку…
– Вот он – ваш Демиург, – Шацкий обошел кровать и потыкал стволом пистолета в какой-то прибор. – Правда, все это – туфта и сказки. Выдумки.
– Что ты имеешь в виду?
– Да байки эти про рукопись.
– Но рукопись действительно существует.
– Угу. Мне бы не знать… Правда, Иванов?
– Что?.. При чем здесь…
Маркелов оглянулся на товарища и увидел, что тот отвел виновато взгляд.
«Что за чертовщина?.. Геннадий?..»
– Да вы рассказывайте, рассказывайте, господин Иванов. Чего уж тут скрывать? Мы тут все люди свои.
– Понимаешь, Саша… – архивариус не знал, куда девать руки…
* * *
– Ну, где ваш товар, коллега?
Покупатель был нетороплив и обстоятелен, не то что продавец. Тот нервничал, дергался, ежеминутно оглядывался, словом, вел себя настолько подозрительно, что на него обратил бы внимание даже слепой.
– Прекратите мандражировать, – сквозь зубы процедил покупатель, отхлебнул глоток безнадежно остывшего кофе и поставил чашку на стол. – Еще секунда, и все решат, что у вас в сумке наркотики или бомба. И вообще – снимите свои очки. Дождь на улице! Да и не видите вы в них ни черта.
– Извините… – Продавец сконфуженно стащил солнцезащитные очки, действительно смотрящиеся в такую погоду несколько странновато, и, близоруко щурясь, водрузил на переносицу обычные. – Я просто хотел…
– Изменить внешность? Тогда бы уж наголо обрились, что ли, – покупатель откровенно издевался. – Или автозагар… Только усы прилеплять не пробуйте – моветон. И борода нынче не в моде. Выкладывайте, что принесли, – чего жметесь.
Продавец еще раз нервно оглянулся и, порывшись в сумке, которую все время нервно тискал на коленях, боясь выпустить из рук хотя бы на минуту, выложил на стол несколько пожелтевших от времени, хрупких листков в прозрачных папках-файлах.
– Ну-ка, ну-ка, – заинтересовался покупатель, сдвигая чашки в сторону. – Что у нас тут…
– Это ерунда, – разочарованно откинулся он в кресле через минуту, небрежно отпихивая от себя файлы. – Несколько счетов начала прошлого века, приказы по военному ведомству… Всему этому – грош цена. Вы только ради этого оторвали меня от дел? Если да, то уверяю вас – зря. Я по пятницам не подаю. А это барахло снесите…
Солидный мужчина принялся выбираться из кресла, одновременно жестом подзывая официанта, но продавец испуганно схватил его за рукав.
– Погодите, это еще не все…
– Если и остальное такая же мура – я откланиваюсь, – предупредил покупатель, снова усаживаясь на место. – Так что пройдемте в закрома, Шура. Или как вас там?
– Это не имеет значения… Вот.
Из сумочного чрева появился еще один листок. Покупатель сразу же, десятым чувством, понял, что это уже нечто серьезное, схватил файл со стола и, несмотря на протестующее движение продавца, извлек похрустывающий в пальцах документ из пластика.
– Вот это похоже на что-то, – с удовольствием произнес он, разглядывая бумагу так и эдак, с лицевой и с оборотной сторон, на просвет и чуть ли не пробуя на зуб. – Сколько вы за это письмо хотите?
– Тысячу…
– Не рублей, конечно?