Горбатый сидел на песке и, раскачиваясь, нянчил руку с неестественно вывернутой кистью.
— Что с тобой? — отплевался, наконец, Рой.
— Рука… Штурвалом кингстона вывернул, а тут еще добавил о камень… Вывих, наверное.
— Дай, посмотрю.
С вывихами молодой человек умел справляться еще с хулиганского своего детства…
— А-а-а-а! Совсем сдурел!!!
— Зато вправил.
Горбатый и в самом деле мог сносно шевелить кистью, правда, морщась при этом.
— Бинтом перетянешь запястье, и все будет в ажуре.
— Да сам знаю… Где только взять теперь этот бинт?
Гаал все вспомнил: последние слова командира, бегство с захваченного «Отана», темные фигурки на его борту, взрыв… Взрыв?
На взъерошенной морской глади не было видно ни транспорта, ни атаковавшей его Белой Субмарины. Зато вся поверхность, на сколько хватало глаз, была покрыта колышущимися на волнах обломками и просто темными точками. План покойного Чачу удался на славу: пиратский корабль был уничтожен, пусть и ценой гибели своего. И Туурлан выполнил свой долг перед обоими: похоронил бригадира так, как не снилось ни одному великому воину древности, и спас его, Роя.
«И господин Луду, — шепнул внутренний голос. — Он ведь тоже исполнил свой долг до конца..»
Несуразного интенданта-воришку было почему-то жаль больше всех: человек прожил долгую, как выяснилось в конце, не свою жизнь. Чтобы только перед смертью стать самим собой… Интересно, успел он почувствовать взрыв, разносящий на куски его тело вместе с огромной тушей его корабля, перемешивающий их на миг воедино в одно гигантское существо, или ворвавшиеся на борт пираты убили его до того?
— А где Фикса? — встрепенулся капрал.
Горбатый ничего не ответил, лишь указал на прибрежные камни, между которыми колыхалось ничком тело в кажущемся черным мокром комбинезоне. Вокруг головы мертвого Фиксы вода была красной от крови.
— Негоже так нашего бросать, — покачал головой Рой. — Пусть бандитом он был или еще кем… Через час тут покойников будет островитянских куча — зачем еще и его на поживу чайкам оставлять?
Фиксу закопали в песок и завалили камнями как раз тогда, когда на берег стало выносить первых соплеменников Туурлана… Живых среди них не было…
— Уходить отсюда надо, — озабоченно сказал Горбатый, глядя, как первые десятки чаек, слетающихся со всех сторон, как вороны на падаль, садятся на колышущиеся среди камней тела, первым делом выклевывая у трупов самое лакомое — глаза.
— Куда? — После похорон товарища на Роя навалилась апатия — хотелось лечь на песок и ничего больше не делать: пусть заносит его своей вечной поземкой, пусть превращает в новую дюну, пусть прорастают через него корни цепкого кустарника…
— Куда, куда… Припасов-то у нас не осталось. И оружия. Все с яликом этим погибло. Надо Старика со Слепым искать. Они-то на берег благополучно высадились. И груза у них — полная лодка.
— Где их искать-то сейчас? — Труп островитянина без головы, но в богато расшитом мундире — должно быть офицера, если не самого капитана, — вынесло прямо к ногам Роя: казалось, что мертвая рука скребет песок, стараясь добраться до своего врага.
— О! Вот это — в тему! — Горбатый нагнулся, ухватил покойника за мокрую одежду и, поднатужившись, вытащил на сушу. — Помогай, что стоишь?
— Зачем это? — солдату было противно касаться мертвого врага.
— Как зачем? — бывший инженер, присев, расстегнул широкий шитый золотом пояс и выдернул его из-под тела — отсутствующая голова позволила не расстегивать портупею. — А это тебе без надобности? — потряс он вынутым из чешуйчатой, должно быть, рыбьей кожи кобуры пистолетом неизвестной системы, но помощнее на вид, чем «герцог». — Без надобности, так кортик бери.
Кортиком оказалась средних размеров сабля или далее меч — прямой, с узким, отточенным до бритвенной остроты клинком, косо срезанным на конце.
— Патроны подмокли, наверное, — заметил капрал, изучая кортик и прикидывая его по руке.
— Ну, это уж дудки. Островитяне по морям плавают больше, чем по суше ходят, — уже придумали что-нибудь, чтобы не подмокали, — он оттянул затвор и потряс пистолетом, чтобы стекли остатки воды. — Сейчас проверим…
От выстрела все чайки, кроме одной, вбитой в песок пулей, поднялись в воздух и принялись кружить над местом пиршества, оглашая окрестности неприятными криками. Те, что подальше, тут же спикировали обратно, торопясь вернуться к дармовой трапезе.
— На, попробуй! — сияющий Горбач протянул пистолет Рою. — Подмокли, понимаешь…
— Верю, — отстранил тот руку. — Патроны поберечь стоит. Кто знает, когда…
— Горбатый! Ты, что ли? — из кустарника метрах в двадцати от беглецов приподнялась с автоматом наготове знакомая фигура.
— Стари-и-ик!..
* * *
Ялик с грузом, надежно спрятанный между прибрежными камнями, оказался не так уж далеко — не более чем в километре от того места, что волны сейчас планомерно и методично покрывали телами мертвых айкров и обломками транспорта. Смятая взрывом, как консервная жестянка, Белая Субмарина, вероятно, затонула целиком, а может, и не имела таких частей, что могли держаться на плаву.
Старик вывел товарищей прямиком к ложбине, скрытой в зарослях ползучего серо-зеленого кустарника, будто пена волны покрывающего вершины дюн повсюду, насколько хватало глаз. Наверное, только такие растения и могли выжить здесь, вдалеке от пресной воды, под жарким, как раскаленная сковорода, небом пустыни. Там скрючилась на песке жалкая грязно-красная фигурка — Рой вспомнил, что Слепой один не сменил мешковатый тюремный балахон на щегольские комбинезоны операторов — с замотанной серыми бинтами головой. Бедняга трясся, сжимая голову руками в черных от грязи толстых перчатках, и Рой только сейчас припомнил, что никогда не видал убогого без них.
— Во! Видали! — заржал Старик, пихая бедолагу ботинком. — Сначала пристрелить хотел — кому он нужен, возиться с ним. А потом решил, что лишний горб не помешает. Барахла-то вон сколько, — указал он на банки, бутылки и свертки. — И в шлюпке столько же.
«Спаси ее! Доведи до конца! — бились в мозгу слова бригадира Чачу. — Погибни, но спаси ее!.. Неужели Слепой — женщина? Этого просто не может быть!..»
— Покажите лицо, — каким-то чужим голосом приказал он. — Откройте лицо, дьявол вас побери!
Слепой не ответил, лишь теснее вжался в склон ложбинки и часто-часто замотал забинтованной головой. Рой схватил его за плечо, чувствуя под грубой тканью хрупкое, словно у подростка, плечо, вцепился пальцами в край грязного бинта..
— Постойте! — глухо донеслось из-под повязки. — Я сама.
— Сама? — переглянулись беглецы. — Так что…
А из-под разматываемого бинта уже показались слипшиеся от пота и грязи волосы, кажущиеся красноватой паклей, розовая щека…