Одним из последних их изобретений стала так называемая «политкорректность». Захар справедливо полагал, что, назови он того же Роберта Сидорина, в котором Вайсман безошибочно распознал своего, этого законченного педрилу, не брезгующего растлением малолетних, педерастом, тот подаст в суд и обязательно выиграет. Потому что его следовало называть «лицом с нетрадиционной сексуальной ориентацией»…
Зная подноготную не одного поколения правителей, Захар вообще считал тягу к власти разновидностью душевной болезни. И напротив, знал много примеров того, как нормальные, здоровые люди тяготились ею. Последним из таким людей он считал Святого мученика Николая Романова. А тех, что замелькали рядом с властью на политическом небосклоне России в конце двадцатого столетия, сменяя друг друга так быстро, что Захар даже не старался запоминать их фамилии, их даже больными нельзя было назвать. Душевная болезнь по определению подразумевает присутствие души, хоть и пораженной недугом. А в этих людях не наблюдалось ни малейшего признака обладания таковой. Они были передовым отрядом, готовым стать под знамена выродков для наведения пресловутого нового порядка. Самих выродков Захар не считал представителями вида человека разумного, хомо сапиенс. Он видел в них вершину развития человека жрущего, пьющего, срущего и е…щего. И желающего перекроить по своему образу и подобию если не все человечество, то его большинство.
Клан не имел мощной боевой группы, подобной той, которую в ордене возглавлял Степан Бойцов. Но при необходимости любой из его членов мог быть мобилизован для защиты общих интересов. А если дело не требовало особых способностей, Захар всегда мог задействовать цыган, готовых пойти за него в огонь и воду. Но привлекать цыган к слежке за Вайсманом он не стал, потому что мутант сразу же раскусил бы их. Следить за банкиром Захар отправил самых опытных и проверенных людей, которые видели мутанта на большом расстоянии, а сами оставались незамеченными. Добытая ими информация о контактах Вайсмана могла бы оказаться бесценной для спецслужб, но Захара она мало интересовала, потому что он никак не мог понять главного — какова роль банкира в замысле олигарха. Судя по некоторым косвенным данным, Вайсман играл свою игру. Похоже, змеи сплетались в клубок, норовя укусить друг друга за хвост.
Но даже опытные наблюдатели один раз упустили банкира из поля зрения, и тот больше часа оставался без надзора. Захар не верил в случайность, и его сильно волновал вопрос — где провел Вайсман это время, с кем встречался? Время кризиса приближалось, и любая мелочь имела значение, тем более что, по подозрению Захара, банкир искал контакт с орденом. Если предположить, что уход из-под надзора был преднамеренным и Вайсману кто-то помог, то картина складывалась очень неприглядная. Поэтому Захар решил лично проверить подозрения и, если они подтвердятся, заставить Карла Вайсмана бежать из России, обгоняя собственную тень. Он знал, как это можно сделать. Но не знал того, что непредвиденные обстоятельства заставят его на время отложить все дела. В Москву из отдаленного монастыря приехал святой старец Даниил и потребовал Захара к себе.
Из всех встреч, которые Карл Вайсман провел в Москве за последний месяц, больше половины служили только лишь для того, чтобы напустить тумана и сбить с толку наблюдателей. Конечно, он ничего не делал совершенно без пользы, просто все эти бесчисленные церковники, сектанты и прочие кришнаиты могли бы и подождать. Но как в лесу прячется отдельное дерево, так он прятал важные контакты в череде встреч. Он побывал даже в Кремле, с малозначительной целью, чтобы совсем уж сбить с толку недоброжелателей и заставить их поломать голову над этим загадочным посещением.
С Хаспиулиным, ответственным чиновником из аппарата правительства, Карл встречался целых три раза. Первый раз, в кабинете на седьмом этаже Белого дома, разговора не получилось. До Рената Юсуповича в тот день не могло дойти, как такой милейший человек, много лет занимающийся благотворительностью в России, мог подложить ему столь грандиозную свинью. Он тупо смотрел на бумаги из синей пластиковой папки, что передал ему Вайсман, и строчки плясали у него перед глазами, у него не хватало сил прочесть до конца первую, констатирующую часть документа, где были приведены те факты из жизни чиновника, которые он меньше всего хотел бы придать огласке. А до второй части, где Вайсман излагал способы выхода из кризиса и свои предложения по дальнейшему сотрудничеству, Хаспиулин в тот день так и не дошел. Видя состояние клиента, Карл оставил ему папку вместе с визиткой, где были напечатаны его имя и номер телефона, и ушел, уверенный, что звонок не заставит себя ждать.
Действительно, Ренат Юсупович позвонил утром и предложил встретиться немедленно. Но Вайсман, удерживая дистанцию, согласился на встречу только после обеда. Место рандеву чиновник выбрал несколько неожиданное — кафе напротив гостиницы «Украина». Карлу, по большому счету, было все равно. Вооруженный тайными знаниями и приемами самообороны, он в Москве, как и в любом другом городе, чувствовал себя в безопасности, поэтому легко согласился.
В кафе он приехал за пятнадцать минут до назначенного времени и теперь с любопытством оглядывался по сторонам. Ничего особенного, обыкновенное сборное здание из утепленных алюминиевых панелей, каких по Москве выросло за последние годы как поганок в лесу. Примечательно было другое. Вайсман отлично разбирался в современных московских реалиях и сразу понял, что в этом заведении посторонних клиентов не привечают. Случайно забредшему сюда туристу мягко, но настойчиво укажут на полное отсутствие свободных мест, пусть даже в зале занят всего один столик. Дело в том, что кафе служило штаб-квартирой для крупной торгово-криминальной группы, причудливого порождения нового времени. О появлении Вайсмана хозяин кафе, он же администратор, был предупрежден и вежливо проводил иностранного гостя к самому удобному столику в углу зала.
Сейчас в кафе заняты были два стола. За одним вели тихую беседу плотный круглолицый мужчина с хитрыми глазками и не старый еще, но седой кавказец с синими татуировками на всех пальцах и бледным лицом наркомана. За другим столом, уставленным тарелками с закусками и свежей зеленью, утоляли голод четыре шкафообразных молодых парня, охрана тех двоих. Примечательно, что спиртного они, в отличие от хозяев, не пили. Наверное, трепетно относились к своему здоровью.
До прибытия Хаспиулина еще оставалось время, и Карл, не найдя больше в зале ничего достойного его внимания, стал смотреть в большое, чисто вымытое окно, выходящее на Кутузовский проспект. На улице падал мелкий снег, тут же тающий на сером асфальте. Только начинало смеркаться, но на столбах около кафе уже включились фонари. Карл увидел, как со стороны Триумфальной арки на большой скорости подъехал большой черный «мерседес» и с визгом покрышек остановился неподалеку от кафе. Следом, почти упершись «мерседесу» в задний бампер, стал джип «чероки». Из «мерседеса» вышел черноволосый мальчик с орлиным носом, лет одиннадцати-двенадцати, одетый в ярко-красную нейлоновую курточку, в сопровождении крупногабаритного мужчины в строгом темном костюме. Из джипа появились еще двое, таких же размеров, и тут же разошлись на несколько метров, контролируя подходы с обеих сторон улицы. Первый протягивал мальчику шапку, уговаривая надеть ее, но тот досадливо отмахнулся и приложил к уху трубку мобильного телефона.