— Гражданин Глагола, — официальным тоном произнес лейтенант, — вы обвиняетесь в незаконной скупке драгоценного металла, что является нарушением закона о валютных операциях. Кроме того, вы подстрекали некоторых жителей поселка к незаконной разработке недр, то есть к тайной промывке металла в карьере.
— А еще ты за самогон подговорил двоих ухарей пошманать по трупам насчет золотишка. Сказать, кого именно? — не удержавшись, вступил в разговор Сикорский и, поморщившись, поинтересовался: — Из чего ты свою отраву гонишь, что она у тебя такая вонючая? Из говна, что ли?
— Та кого ж я там подговорив? — округлил глаза Глагола, проигнорировав вторую часть вопроса. — То ж люди от зависти лякают!
— А если мы представим неопровержимые доказательства? — строго спросил Винокуров, поправляя кобуру пистолета.
— Та й шо ж вы представите? — неуверенно произнес Иван.
— У вас будет произведен обыск, — сказал лейтенант. — В отсутствие прокурора постановление имеет право подписать глава исполнительной власти, так что все законно. Вы ведь не откажетесь, товарищ директор?
Незванов взял заранее приготовленную милиционером бумажку и, не глядя, подмахнул ее.
— Я только жене позвоню, — Глагола протянул руку к телефону. — А то дома беспорядок…
— Шустрый ты, как я посмотрю! — Сикорский прижал трубку к аппарату. — Пошли!
Винокуров недаром не спал две ночи. Теперь он четко знал, куда идти. Обыск начали с огромной теплицы, в которой копошилась жена Глаголы Слава.
— Может быть, вы отдадите золото добровольно, и на этом закончим? — предложил Винокуров.
— Откуда воно у мэнэ? — пожал плечами Иван.
— Заметьте, — обратился лейтенант к понятым, семейной паре, вышедшей прогуляться перед сном и попавшейся в цепкие руки милиции. — Подозреваемый отказывается выдать золото добровольно.
Сикорский, сидя на маленькой скамеечке, положил на колени планшет участкового и приготовился вести протокол обыска. В теплице было жарко, и он расстегнул рубашку чуть ли не до пупа. Наверное, Слава потому сухая, как вобла, что постоянно работает в такой жаре, подумал он некстати. Винокуров стойко не желал нарушать форму одежды и обливался потом, поэтому решил быстрее закончить неприятную процедуру. Пройдя в конец теплицы, он подозвал понятых и, показав на грядку, сказал Ивану:
— Будьте добры вскопать здесь землю.
— Тоби надо, ты и рой! — повысив голос, ответил Глагола, но заметно побледнел. — Тильки потом заплатишь за порушенное!
— Заплачу! — угрожающим тоном сказал лейтенант. — Я так заплачу, что как бы ты об этом не пожалел! Товарищи понятые, смотрите внимательно!
Он взял совок, которым выгребали золу из печи и принялся ковырять землю на стеллаже около самой стены. Вскоре совок звякнул обо что-то металлическое, и Винокуров извлек из земли двухлитровый эмалированный бидон с перемотанной синей изолентой крышкой. Лейтенант попытался размотать ленту, но не нашел конца и просто срезал ее ножом. Внутри оказалось десятка два полиэтиленовых пакетиков, туго обмотанных такой же лентой. Участковый вспорол один из них, и на газету высыпалась кучка зеленоватого золотого песка с включениями мелких самородков.
— Прошу записать в протокол, — Глагола почему-то заговорил на чистом русском языке, без единого украинского слова, — что это не мое! Это мне подбросили! У меня много врагов и завистников, и вы должны их найти!
— Проверим, — пробормотал Винокуров. — Все проверим, в том числе и ваше заявление…
— Василий, копни-ка еще! — вмешался Сикорский. — Где-то должны еще и наконечники быть.
Кастрюлька с золотыми наконечниками от дикарских стрел нашлась на другом стеллаже. Участковый взял в одну руку бидончик, в другую — кастрюлю, прикидывая их вес.
— Здесь не меньше пяти килограммов, — сказал он, приподняв бидон. — Видно, не один год собирал, тут, похоже, еще с прошлого сезона… И наконечников в кастрюле килограмма два. Как думаешь, Стас, на сколько в совокупности потянет?
— По верхнему пределу, конечно, — ответил Сикорский. — Да еще и с конфискацией неправедно нажитого, это и к бабке не ходи. Только наконечники будут квалифицироваться как мародерство, а это уже другая статья.
— Ладно, оформляй протокол изъятия.
Когда с бумажными делами было закончено и все протоколы подписаны, Винокуров спросил, глядя на стоящего с отрешенным видом у двери Незванова:
— Что будем делать с подозреваемым? В КПЗ?
— Еще чего не хватало! — ответил директор, бросив презрительный взгляд на Глаголу. — Хватит с нас и одного дармоеда, что там сидит.
— Так что, под домашний арест его? — не понял участковый.
— Нет уж, пусть работает, но не начальником, а в третьей бригаде косарем. Все равно, бежать ему некуда, а если и сбежит, плакать никто не будет.
Незванов знал, что бригадир третьей бригады, сосед Глаголы сибиряк Свиридов, ненавидит Ивана лютой ненавистью и создаст ему подобающие условия.
И вдруг Слава, которая все время обыска стояла и беззвучно, как рыба, открывала и закрывала рот, издала визг такой силы, что у присутствующих заложило уши.
— Идиот! Придурок! Доигрався! — кричала она, подступая к Ивану и колотя его в грудь сухими кулаками. — Говорила я, не доведет до добра тое золото! Уси гроши! Уси гроши! Ничого нэ засталось!
— У вас все? — поморщившись, спросил Незванов у участкового. — Тогда уходим, пусть сами между собой разбираются. Золото в кассу, перевесить и оприходовать. Начальника охраны я подошлю.
— Скажите, Петрович, — участливо спросил Сикорский, — трудно будет без начальника сельхозучастка?
— Ерунда! — беспечно махнул рукой Незванов. — Я давно уже присмотрел у старателей толкового мужика, вот только повода все не было…
Бестужев был растерян, хоть и не подавал вида. После болезни и прикосновения смерти с ним что-то случилось, и это пугало его. Артем стал не то чтобы читать мысли людей, но слишком уж отчетливо различал эмоции — радость, гнев, усталость, равнодушие и множество других оттенков их внутреннего состояния. Он с трудом отдавал себе отчет, как это происходит. Просто небольшим усилием перестраивал зрение, и вокруг находящегося рядом человека начинали струиться цветные пятна, в которых он непонятным для самого себя образом различал те самые эмоции. А еще пятна показывали состояние внутренних органов. Здоровое сердце, например, светилось насыщенно голубым цветом, а вокруг больного в чистое голубое поле как будто напускали грязно-фиолетовых чернил. Артем еще подумал, что, если подучиться медицине, можно будет ставить безошибочные диагнозы.
Было и еще одно новоприобретенное свойство. Артем даже не знал, как его назвать.
Когда ему надо было что-то узнать о том, что происходило вдали от него, у него в голове вдруг неизвестно откуда возникала мысль — происходит то-то и то-то. Как в случае с Незвановым, когда Артем безошибочно определил, что он находится в гараже у Валеры Седых. Правда, происходило это нечасто, зато ошибок не было ни разу. И еще он твердо знал, что если Ане будет угрожать какая-нибудь опасность, он сразу это почувствует…