– Да, кстати, твоя подруга, эта… э-э-э, Катерина, что ли…
– Что – Катерина? – У меня замерло сердце, и я чуть не схватил генерала за грудки, но вовремя остановился.
– Она впустила в себя врага, – ответил он тем же чуть презрительным, как мне показалось, тоном.
– Что вы сделали с ней? – тихо спросил я, понимая, что если не удержу себя в руках, то точно вцеплюсь в него, но уже в глотку. Чем бы это для меня ни кончилось…
– Успокойся, ничего страшного! – Видно, генерал понял, что перегнул палку. – Враг уничтожен, с женщиной все в порядке, но в Службе для нее больше места нет, сам понимаешь. Не переживай, после операции ты сможешь встретиться с ней…
И он, величественно неся крупное тело, вышел со двора.
Лучше бы он этого не говорил. Я и без того не испытывал к нему особого доверия во время всего нашего разговора, а теперь окончательно понял, что весь его рассказ – ложь от первого до последнего слова. Вот только насчет Кати… Я не мог понять, зачем он это сказал. Катя и враг… Чушь!
Если он причинил моей любимой хоть малейший вред, я достану его на другом конце света…
Все время разговора я чувствовал исходящее от генерала колоссальное давление, и мне пришлось напрягать все свои силы, чтобы противостоять нажиму. Я даже не догадывался, что способен на такой подвиг. Но – получилось, и Лев Адамович даже не понял, кажется, что произошло.
Я задумался о Кате, и меня охватила оторопь. Я вдруг понял, что начисто забыл, о чем она нашептывала во время нашей последней встречи в Центре. Помню только, что мы обсуждали возможность моей встречи с сыном. Все остальное исчезло из моей памяти, будто стертое ластиком, и меня охватило нехорошее чувство. Но подумать плохо о Кате было выше моих сил…
…Трое «курортников» пришли только через несколько часов, но я не стал ничего им говорить, решив дождаться возвращения Бори. Он появился уже в сумерках. Мы собрались в двухкомнатном номере, и я хотел приступить к рассказу, но тут Боря огорошил меня.
– Кажется, нас уже нашли! – сказал он мрачно.
– Кто нашел? – не понял я.
– Я выходил из синагоги, – объяснил Кацнельсон, – когда ко мне подошел один очень колоритный человек, представился ни больше ни меньше как генералом Ицхаком Голдмейером, главой израильской Службы, и, нажимая на мое национальное сознание, очень убедительно высказал кое-какие пожелания.
После этих слов вопрос о нашей экстренной эвакуации даже не обсуждался…
Вася почти не преувеличивал, сказав, что через пятнадцать минут после звонка мы будем уже в пути. Пусть прошло не пятнадцать минут, а чуть больше, но через полчаса мы уже мчались вслед за его «уазиком» по направлению к Симферополю. Меня устраивало, что человека, который должен был перегнать наш «Фольксваген», Вася взял в свою машину, и мы могли разговаривать по дороге, не прибегая к иносказательному языку.
Сначала я рассказал о визите генерала Льва, умолчав пока о своих мыслях по поводу его искренности. Сначала я хотел узнать, что думает о своей встрече Боря. Вот что мы услышали от него.
Человек, поджидавший Борю на пороге синагоги, выглядел почти карикатурно. В жаркий крымский вечер на нем был длиннополый лапсердак, а на голове – широкополая черная шляпа, из-под которой свисали длинные пейсы. Но когда он назвал Борю подполковником Кацнельсоном, сам представился генералом Службы и сказал еще несколько слов, которые не мог произнести непричастный к Службе человек, Боре сразу расхотелось смеяться.
Скорее всего, израильский генерал намекнул моему другу, что ему известно имя, скрываемое под псевдонимом Амнон Ховарский, догадался я, но промолчал, не желая смущать Борю перед товарищами.
В принципе, Ицхак Голдмейер поведал ему то же самое, что я слышал от Льва Адамовича. С той лишь разницей, что, напирая на национальное самосознание и оказывая на Борю немилосердное давление, израильский генерал приказал ему доложить о месте, где спрятана Золотая книга раньше, чем Кубанский сообщит об этом своему генералу. Была в этом деле еще одна странность. Боря, так же как и я, нашел в себе силы сопротивляться столь мощному давлению, хотя был абсолютно уверен, что еще вчера не смог бы этого сделать и Голдмейер при желании мог заставить его ползать у себя в ногах. А сегодня он не только сопротивлялся, но и ясно осознавал в течение всего разговора, что пришлый генерал морочит ему голову. Главный вывод, который он сделал по дороге от синагоги к дому: в верхах Службы идет подковерная борьба за Золотую книгу.
– Получается, – выслушав нас, мрачно сказал Павел, – что мы всю жизнь служили подлецам, которые сознательно обманывают нас? И кто может поручиться, что не обманывали раньше?
– Положим, что служим мы не генералам, – возразил я. – Вспомни, до сегодняшнего дня мы их знать не знали…
– А кому тогда? – поддержал друга Мишка.
– Не знаю… может быть, будущему! – Я не стал произносить слово «человечество», посчитав, что в этой ситуации оно будет звучать слишком высокопарно.
– Не занимайтесь ерундой! – вернул нас Боря к неприглядной действительности. – Нашли время выяснять, кто кому служил! Есть вопросы поважнее. Надо выяснить, что происходит в верхах Службы, кто такой этот загадочный дезертир, действительно ли он украл Золотую книгу и что в ней есть такого, что генералы готовы биться за нее до последней капли нашей крови? Не думаю, что они гоняются за ней как за реликвией, представляющей только лишь историческую ценность. Нет, тут просматривается какой-то другой интерес… Вот только не могу решить для себя, нахожусь ли я все еще на Службе или уже ушел с нее по собственному желанию?
– Давайте лучше считать, что мы взяли бессрочный отпуск без содержания, – предложил я. – Нельзя ведь так сразу рвать по живому! Что ни говори, а Служба – это наша жизнь…
И снова все согласились со мной. Но вопросы все равно оставались.
– Какой тогда смысл во всех этих прятках? – спросил Митя-Мустафа. – Если Служба или дезертир не смогут найти нас в пещерах, то мы можем сидеть в них до бесконечности, так ничего и не узнав. А если найдут, то зачем прятаться?
– Во-первых, – сказал Боря, почесав затылок, – нам нужно время, чтобы хорошенько все обдумать. А во-вторых, когда кто-то к нам проникнет, мы сможем без помех взять его в оборот…
– И кем бы он ни был, – подхватил я, – мы вытрясем из него все! Мне надоело быть безмозглой игрушкой в чьих-то руках.
Объехав Симферополь с севера, Вася взял курс на Алушту, от нее свернул на Судак и, проехав километров двадцать пять – тридцать, остановил машину в дорожном кармане. Слева от дороги высились горы, а справа слышался плеск волн, но самого моря в темноте не было видно.
– Все, приехали! – сообщил Василий. – Дальше пешком.
Он приказал своему человеку, лица которого мы так и не увидели в темноте, стеречь машины, и мы тронулись в путь, лежащий вверх, в горы. Наш проводник выдал всем по электрическому фонарю, но все равно мы, чертыхаясь вполголоса, поминутно спотыкались на наклонной горной тропинке. Один Вася шел спокойно, ни разу не оступившись. Думаю, что от переломов и вывихов нас спасла только наша развитая интуиция.