Зал гудяще вздохнул. Рычев продолжил, глядя в окно:
– Глубина провала ожидается до километра, местами до пяти-семи – ниже крайних горизонтов выработки. Березниковский провал в Пермском крае на картинке все видели? У нас ожидается в разы глубже и на порядок крупнее.
– А станция? – подумав, спросил Егоршев.
Хуснутдинова, я заметил, в зале не было.
– Станция стоит на базальтовом пятачке, клыке таком, но все равно рядом с тектоникой, или как это правильно, – короче, рядом с такими провалами никто ее оставлять не будет. Росатомовские шустрики уже там, все вырубят, смотают и отвезут – еще до первой площадки.
– Понятно, – снова подумав, сказал Егоршев. – То есть мы испугались и быстренько сдались?
Рычев уставился на него, подбирая слова. Я решил опередить:
– Леш, не надо так. Всем фигово, зачем обострять-то? Никто не испугался и не сдавался. Ты испугался? Нет, правильно? И я не испугался. Чего нам бояться и чего терять? Больше раза не убьют, дальше Сибири не пошлют. Вот только мы с тобой, как и все присутствующие, на особом положении находимся. Мы, с одной стороны, вписаны в Союз по самые ноздри, он для нас дело жизни, чести и будущего. Я вон пальцы потерял, ты кровью половину производства залил, все такое. А с другой-то – у нас есть тылы. Есть благоустроенная жизнь на континенте, квартира есть – Слава, давай потом, позволь договорить, – и в конце концов, трудовая книжка и опыт есть, с которым нас любая корпорация с руками оторвет. Так ведь? А у четырех тысяч человек, которые потихонечку сейчас на площади собираются, ничего этого нет. Только Союз есть, в который они приехали по нашей команде и после наших уговоров – и из которого сами не выберутся никогда. Вы что, думаете, нашим дорогим собеседникам западло будет ребят здесь оставить? Типа, сами приехали, сами пусть выбираются? Так их уже один раз оставили, даже кинули, во всех смыслах – помним, да, откуда людей набирали? И еще кинут, легко. Думаете, они понимают, что такое работающий на совесть квалифицированный работник?
– Да уж понимают, наверное, – встрял все-таки Баранов.
– Некоторые понимают, даже многие понимают, но наказать сильнее хотят. И всегда хотели наказать, поставить на место или просто отделить себя от пролетарского быдла. Иначе мы, наверное, никого под наши лозунги не собрали бы, и очередей таких к нам не было бы. Или, думаете, кому-нибудь так сильно наш жилсектор нужен? Это мы, Мак Саныч конкретно, нашим победителям схему «работник плюс дом» навязали. Иначе ребят замечательным образом по баракам распаковали бы – и привет, пожалуйте в цех по гудку.
– То есть мы так весело разбегаемся в интересах широких народных масс? – спросила Даша. – Ай какие мы молодцы.
– Ага, – согласился я. – Можно, конечно, как какие-нибудь техасские сектанты да хоть и наши старообрядцы или там молокане, запереться в скитах с ружьями наперевес и биться за торжество истинной веры в веках. Только у тех ребят в основном семейные предприятия, им последователи не нужны. А мы вроде к большему стремились. Так, может, пора малость отступить, – чтобы был шанс вернуться?
– А сколько народу по стране на площади вышло? – спросил Егоршев.
– В районе тридцати тысяч, так? – сказал я и посмотрел на Бравина.
Он подтвердил:
– Двадцать девять с копейками.
– Ну вот. Это, мягко говоря, не армия, которая позволит воевать.
– А если бы получилась армия, прямо воевать бы начали? – звонко спросила Даша.
– Ну, Даш, ну перестань, – сказал я.
Рычев наконец созрел.
– Алик, военная риторика от меня в основном исходила, и сдал все я – так что мне и объясняться. Я на митинге хотел, но давайте здесь прогоним – раз Алик уже начал тему, а Дарья Вадимовна развивать принялась.
Он вздохнул, взъерошил редкие волосы и принялся рассказывать – спокойно и невесело:
– Все знают про джихад как про войну с неверными, но термин «священная война», если я не путаю, наоборот, крестоносцы ввели, а джихад, большой джихад означает самосовершенствование и мирное донесение истины до ближних. Если ошибаюсь, Галиакбар Амирович поправит.
Галиакбар Амирович успел удержать протяжный фырк и для краткости предпочел кивнуть.
– Ну вот с войной то же самое. Есть смысл воевать за торжество истины в душах, а не за убиение тел. Как задумывался Советский Союз – не наш, настоящий? Как общество социальной справедливости. Получилась Верхняя Вольта с ракетами. Потом решили – нет, мы не Вольта. Ухватились за шанс сделать евро-азиатскую Нигерию с танками. Не упустили, получилась прелестная Нигерия, бананы дешевле яблок, все заморское, в том числе рабочие и дворники, даже сырье иностранцы качают, а мы пьем, окурки под ноги швыряем, гордимся своими и режем чужих, которых все больше. И вот выпал шанс уже нам с вами, чудесный шанс создать в Нигерии маленькую такую Ваймарскую республику. Со своими рабочими, своими технологиями выше мирового уровня, с чистыми улицами и без фашистов. А потом наплодить таких республик, где чисто, где можно собой обоснованно гордиться и никого не резать. У нас этот шанс отобрали. Хотим, значит, быть Нигерией. Знать, судьба такая. Будем ждать новых чудес.
Рычев замолчал, чего-то ожидая. Все смотрели на него, одни с тоской, другие неловко. Рычев незаметно вздохнул и продолжил:
– Чудеса будут, если останутся те, кто помнит о том, что они возможны, чудеса, и о том, в какой стороне их следует искать. Там, где много работают. Там, где все время что-то придумывают. Там, где ценят друзей, где уважают себя как часть общества, где живут любовью, где, в конце концов, нет окурков и алкашей. У нас есть кому это помнить – четыре тысячи человек не шутка, да еще десять тысяч запредельщиков, полсотни тысяч сторонников и вроде бы совсем много всерьез сочувствующих. Сейчас они, правда, больше озабочены своими зарплатами, продовольственным снабжением и вообще благополучием – это я про самых продвинутых и преданных. И готовы драться за все за это, а не за жизнь совсем хорошую. Драться с нами, а не с внешним врагом. А я, знаете ли, готов драться за сторонников, а не с ними. И за себя драться, пока остальные говорят: «А как же наш годовой бонус?» – не готов я к этому. Неинтересно и вообще. То есть здорово, что мы выбили из Кремля выплату всех накоплений народу. Здорово, что жилье при хозяевах осталось, – одним проклятым вопросом меньше, порчи меньше. Здорово, что народ, который кричал: «Не уедем», теперь радостно денежки считает и с фломастерами бегает, чтобы их домовые модули чужим не достались. Здорово, что без драки обошлось, тем более если драка – как джихад в общепринятом, а не правильном понимании. Где кровь надо лить, в смысле.
– Все государства построены на крови, – сказал Баранов в треть голоса, но Рычев услышал.
– Да, все. И башня из слоновой кости кажется красивой, пока не видны горы слоновьих трупов с выдранными бивнями. Но нам это надо? Если да, если это – то я пас.
Он опять помолчал, и его опять никто не подгонял. Просто смотрели.