– Да легко. Трубку кому передать: Арсенову, Богачеву, – (Ратаманский вжался в спинку кресла, Рычев ласково ему подмигнул), – Дуговому? Только скажи, сразу передам.
– Уперся, значит? Я ж по-хорошему с тобой. В последний раз прошу.
– Если это «по-хорошему» и «прошу», представляю, чего будет по-плохому и приказываю. Я, пожалуй, предпочту это узнать.
– Потом не жалуйся,– сказал Дьякин и бросил трубку.
– Постараюсь, – сказал Рычев в гудки, убрал телефон и сказал обмякшему Ратаманскому: – В общем, двери всем открыты – и Илье, и друзьям. А теперь, может, чайку?
Союз наш
грубоват для тонкого мужчины.
Владимир Маяковский
Если бы Красноярск с Союзом соединяла прямая дорога, Сергей по возвращении, наверное, кого-нибудь пришиб бы – пока свежи воспоминания и горячи шишаки. Если бы зимники до Верхнего Тыма и Белой Юрты немножко смотрели на календарь и раскисли бы, как того требовал апрель месяц, Сергей после возвращения, наверное, трое суток отсыпался бы, брился, срезал отмороженные участки тела или тихо плакал, прилипнув щекой к первой же рукотворной стеночке, ну а потом, конечно, кого-нибудь пришиб бы. Промежуточный вариант вылился в возвращение терпимое, но достаточно размеренное для того, чтобы воздержаться от игры в джинна, тысячу лет желавшего смерти грядущему избавителю. Но намерение пришибить – не насмерть – осталось, было благим, общеполезным и обуздыванию не подлежало.
– Кость, смена и личный номер – это с десятой по двадцать четвертую цифры?
– В смысле?
– В прямом, – терпеливо объяснил Сергей. – Код детали и сборки – двадцать пять цифр. Как узнать, кто конкретно делал и собирал?
– А, – сообразил Викторов, – ну да, первые девять – спецификация, последняя – особый резерв, значит, личные данные – с десятой по двадцать четвертую.
– Зашибись. Давай проверим, кто работал в первую смену на автосборке четвертого марта.
– Вот загадка ведь. Прям у нас на автосборке куча такая бригад. Да я тебе и так скажу – Ковалюки работали, Бизарев с Никоновым только с апреля подключились. А что такое?
– А, то есть в марте, считай, ручная сборка еще была. Мастера, блин. Ладно, а третий у Ковалюка кто? Ноль один ноль три?
– Маклаков, – сразу сказал Викторов.
– Ты всех наизусть помнишь, что ли? – с подозрением спросил Сергей. – Уточни, может, попутал.
Викторов покосился на проекцию экрана, но ответил уверенно:
– Во-первых, а чего тут пока помнить. Во-вторых, Димку уж я помню, вместе корпус строили. У него еще ведь... А, ты пропустил, видимо. В чем дело-то?
– Разговор к нему есть. Ковалюки сейчас на боевом?
– Ага. Перерыв как раз.
– Атлична. Пошли.
Перерыв был высокодуховным, как в фильме восьмидесятилетней давности. Народ в белоснежных робах сидел вокруг орхидеи, прихлебывал чай-кофе-компот, игнорируя свистящий шум машин и малых конвейеров, вокруг которых за стеклянными стеночками разноцветными тенями мелькали бригады дооснастки, и добродушно внимал жилистому парню с красным шрамом типа гарри-поттеровского, только сползшим на переносицу. Парень что-то веско рассказывал, время от времени зажигал многоплоскостную проекцию, тыкал в нее пальцем, гасил и тыкал пальцем в сторону стан-конвейера. Начальство он засек издали и, видимо, плавно предупредил об этом бригаду, однако говорил до тех пор, пока Кузнецов с Викторовым не подошли на расстояние негромкого оклика. Кивнул, вольно сел на свободный стул – так, что стульев больше не осталось, – и победно принялся прихлебывать черный кофе из кружки с подогревом.
Раз так, не будем тянуть, подумал Сергей, дождался первой же заминки в викторовских какдела-какиепроблемы-планвыполняем? – и сказал:
– Здрасьте, я Кузнецов из дирекции, служба развития. Маклаков кто?
– Я, – сказал синеглазый пацанчик, естественно самый молоденький, худенький и беззащитный.
Кто бы еще налажал – и кого бы еще было так легко и неприятно распинать. А что делать.
– Ты, Маклаков, чего Союз позоришь? – ласково спросил Сергей.
Маклаков распахнул глаза, – эх, как бы не заплакал сразу, – сглотнул и спросил:
– Ты, Кузнецов, почему так решил?
Сергей весело удивился. Ладно, тем лучше, интереснее и общественно полезнее.
– Дима, ты чего... – начал невысокий Ковалюк.
Кузнецов перебил:
– Родной, ты мне не тычь, я все-таки...
– Встречное пожелание, – коротко сказал Маклаков и уселся покрепче, даже кружку стиснул как гранату и так уперся ею в стол, что лунку, наверное, выжег.
– Не понял. А. Резонно. Будем на «вы». Вы... хм... выдеру и высушу. Давайте сначала: вы, Маклаков, вы своей работой Союз позорите и губите. Я на вашем «кипчаке» сейчас вернулся из Красноярска. Там все отработалось нормально, слава богу, а вот едва за город выехали – храп, да топот, да лязг и оверкиль с прихлопом, и копец котенку.
– В смысле?
– В прямом. На повороте увод правой подвески не успел за левым, машину вверх, вбок – и с дороги. Ладно, хоть снег и подушки сработали. Технологи сказали: нештатная работа приводов, проблема сборки. Ваша проблема то есть, товарищ Маклаков. И спасибо, еще раз, что так поздно сюрприз случился. Мои шишаки пройдут, – а перед красноярцами обосрались бы – все, завод можно заворачивать и выкидывать. Никому такой больше не надо. Понятно теперь, почему я так решил, Маклаков? И что, на «вы» с вами только, или еще медаль дать, или расцеловать в обе щеки с подсосом?
– Не может быть, – пробормотал Маклаков, резко побледнев и как-то обвиснув на стуле, кружка болтнулась и плеснула на руку, вроде не опалил, чай или компот и без подогрева.
Было жалко, но требовалась концовка.
– Сто раз сказано: мы живем без второго шанса, во вражеском окружении и злом недоверии лично к нам, к любому нашему делу и любому нашему продукту. Обосремся раз, где угодно, – хоть вот канализацию у нас на Летней прорвет, – всё. Скажут, Союз – козлы, «союзники» у них с говном, а «кипчаки» на ослиной моче работают. Тем более если с продуктом лажа – песец всему сразу. Маклаков, благодаря вам мы на самом краешке песца удержались. А вы права качаете.
Маклаков давно ничего не качал: еле сидел, удерживая равновесие вроде бы только отчаянным взглядом, воткнутым в глаза Кузнецову. Плохо будет пацану, когда погоним, подумал Сергей, истовый вроде, а не гнать нельзя.
– А что случилось-то, если по-человечески? – спросили сбоку.
Сергей повернулся, подсознательно опасаясь, что потерявший опору Маклаков немедленно соскользнет на пол, но вроде пришипился. Спрашивал, оказывается, Гарри Поттер.
– Говорю же – на повороте привод не сработал.