Мне показалось, что все идет не так, совсем не так. Я двинулся дальше, сжимая в кармане ключи от машины, словно четки. Под ботинками хрустели сухие листья.
Хрусть… хрусть… хрусть…
Я поморгал, пытаясь освоиться в темноте, но тщетно. Глаза слезились от холода, колени ныли, по лодыжкам бежали мурашки. Каждый нерв пришел в полную боевую готовность и стоял по стойке «смирно».
Я еще раз моргнул, и на этот раз сумел кое-что разглядеть. Моя «хёндай» — одна из двух машин на стоянке — была от меня всего в двадцати футах. Во мраке синий автомобиль казался гораздо темнее, чем на самом деле.
Внезапно в моем мозгу возникла картинка — мы подъезжаем к парковке, по ней ползет свет моих фар. Ровный асфальт в кругах света фонарей. Это воспоминание завязалось узлом у меня в животе, и я не мог понять почему. Мы пошли дальше.
Хрусть… хрусть… хрусть…
Что-то не так.
Я снова увидел картинку: фары выхватывают из темноты стоянку — темный, недавно уложенный асфальт, четкие желтые линии разметки…
Хрусть… хру-усть…
…и никаких опавших листьев.
Хру-у-усть…
По лодыжкам снова побежали мурашки. Я остановился и посмотрел вниз.
За спиной завопил Джон.
Земля под ногами бурлила.
Пузырилась, словно во время ливня.
Подергивалась.
Тараканы.
Мои ноги покрыты слоем тараканов. Я завизжал, захлопал по штанинам, словно сумасшедший, пытаясь стряхнуть с себя этих тварей, уронил сумку и ключи от машины. Мощная галлюцинация, фантасмагория для пяти органов чувств, накрыла меня с головой. Однажды, когда я почти спал, таракан прополз по моей шее — это особое ощущение ни с чем не спутаешь.
Это была суровая реальность, такая щекочущая и зудящая реальность. Сердце колотилось в груди, а по коже — буквально — бежали мурашки. В тот момент я верил в то, что насекомые не только у меня на коже, но и под ней, что они зарываются в мои мышцы и щекочут лапками нервные окончания.
Все мысли из головы словно ветром сдуло.
Казалось бы, удивляться после этого уже нечему. Но это не так. Я ошалело посмотрел вниз и увидел, что ключи убегают от меня, уплывают, словно по течению.
Они украли ключи! Тараканы украли мои ключи!
Я побежал к машине; тело мое зудело в сотне мест. Стало ясно, что не осенняя ночная тьма сделала мою машину темнее, а сотни тысяч тараканов на кузове.
Сняв куртку, я попытался смести тварей с двери и окна, открыл замок, раздавив при этом таракана между пальцами и ручкой, и распахнул дверь…
Внутри скопилось больше тараканов, чем снаружи: они текли рекой, словно жетоны из адского игрального автомата, и падали на асфальт с шипением, которое издает поджаривающийся бекон.
На водительском сиденье лежал какой-то комок, полностью скрытый под слоем тараканов. Комок рос и пульсировал, и я в конце концов понял, что это и есть тараканы. Они лезли друг на друга, забирались все выше; их подергивающиеся лапки переплетались и завязывались в узлы.
В фильмах ужасов персонажи, эти ослы, обычно стоят и смотрят, как перед ними материализуется некая фигура, сотканная из компьютерных эффектов — тупо глазеют на нее вместо того, чтобы повернуться и задать стрекача. Я тоже хотел убежать, хотел поступить умно — но, черт побери, это же моя машина! Моя единственная машина. Я не желаю каждый день добираться до работы пешком.
Куча тараканов на сиденье росла, росла и наконец превратилась в уродливую колонну двух футов высотой. Поток насекомых обтекал мои ботинки, бежал мимо колес и по бамперам, направляясь к сиденью водителя. Тараканы, толпившиеся в давке, тихо потрескивали — похожий звук слышен, если кто-то давит кукурузные хлопья в другом конце комнаты. Я даже чувствовал запах этих тварей — так пахнет старая жаровня, наполненная грязным растительным маслом.
Из основания тараканьей колонны, словно корни дерева, выросли две колонны поменьше, свесились с передней части сиденья, удлинились. У комка появились ноги.
Тараканы формировали человеческую фигуру.
А почему бы и нет?
Через несколько секунд возникли руки и, наконец, голова. На водительском сиденье удобно расположилась точная копия человека, сделанная из тараканов.
Плотный шар — «голова» — повернулся в мою сторону, словно хотел посмотреть мне в глаза.
И заговорил.
— У таракана нет души, но он бегает, ест, срет, трахается и размножается. У него нет души, но он живет полной жизнью — совсем как ты.
Время остановилось, и я оказался внутри этого момента вместе с этой штукой. Я говорил, но мои губы, кажется, не шевелились.
— Кто ты? — спросил или подумал я.
— А кто ты? Кто ты для такого, как Коррок, который набивает утробу великими героями, поглощая их, словно кит глотает криль? Целую вечность Коррок переваривает желания и амбиции тех; кто несравнимо выше тебя, превращая в боль, которая превышает сумму всех многовековых человеческих страданий. Обитатели многих миров бурлят в его кишках; безумные вопли и отчаяние семи миллиардов душ вырываются наружу каждый раз, когда Коррок пердит. А он пердит. Поэтому позволь мне повторить свой вопрос: кто ты, брызжущий дерьмом членофрукт?
— Я никто, — услышал я свой голос. — Я никто. Не трогай меня. У меня ничего нет.
— Коррок любит горькую еду, и он решил, что позволит тебе полежать на его языке, и только потом проглотит. Хочешь, чтобы тебя оставили в покое и не трогали? Твое желание исполнится. Ты умрешь в одиночестве, наложив в штаны. Это пророчество.
Я моргнул и понял, что остановившееся время — не иллюзия: действительно не прошло ни секунды. Весь наш разговор передавался напрямую в мой мозг посредством системы связи, которую несколько месяцев назад мне подарил «соус».
Тараканий человек поднял руку. Мои ключи. Он завел двигатель. Пальцы другой руки, состоящие из переплетенных между собой тараканов, захлопнули дверь.
Существо включило заднюю передачу, и поехало к выезду с парковки. Мигнул правый поворотник, и машина исчезла в ночи. Я оглянулся: на парковке не осталось ни одного насекомого.
— Черт. Я так и знал, — сказал Джон, отшвырнув сигарету.
— И что теперь? — запинаясь, спросил я.
— У тебя все нормально?
— Оно… говорило со мной. Кажется.
— Что оно сказало?
— Только то… Не знаю.
— А как ты объяснишь это своей страховой компании?
За спиной послышалось гудение мотора: на стоянку вкатился белый «форд-фокус». Из окна высунулась голова красотки Крисси — той девочки, которая сидела на диване на месте преступления. Я подошел поближе и увидел, что, да, голова не отделена от туловища.