Следующим пунктом программы подготовки был небольшой брифинг, где нам вбили в голову основную задачу рейда: вытащить наших ребят, по возможности живыми, и две сопутствующие – выяснить судьбу спасательной группы и разобраться с причинами провала и той и другой операции… Потом мы немного поштудировали карты, проработали пути отхода из района боевых действий, запомнили места встреч с местными проводниками, способными вывезти нас из страны, и еще кучу всяких полезных мелочей… А потом нас загрузили в черный «Юкон» и в сопровождении милицейского «Форда» проводили в Жуковский…
…Выброска началась с сильного тычка в бок: слабо освещенный салон «ИЛ-76» мелко вибрировал, и шум двигателей заглушил от меня, находящегося в состоянии полудремы, звук шагов борттехника.
– Подъем! Кто у вас тут старший? Выброска через десять минут! Высота – шесть километров!
Пихнув спящего рядом Глаза, – получив недавно капитана, он всю дорогу в аэропорт гордился тем, что в этом рейде назначен старшим группы, а значит, должен был спать меньше всех, я передал ему слова летчика и встал, затягивая ножные и грудной обхваты парашюта… Несмотря на то что за последние два месяца, сначала по настоятельной просьбе Кормухина, а после первых двадцати прыжков – и в удовольствие, я уже больше двух сотен раз «выходил» из самолета, я все еще волновался каждый раз, когда оказывался в самолете… Но особенно понапрягаться мне не дали: Костян, он же лейтенант Ребров, быстренько проверил мое «крыло» и ободряюще хлопнул меня по плечу… В это время погас свет и началась разгерметизация салона. Я натянул на глаза прибор ночного видения, застегнул верхнюю пуговицу камуфляжа и проверил, как заправлены отвороты воротника – получать сотни маленьких, но не особенно приятных ударов по шее и подбородку во время свободного падения мне хотелось не очень… Потом, взяв Володю за ножной обхват и почувствовав руку Костяна на своем, я мысленно вознес короткую мольбу Создателю. Тем временем рампа опустилась до горизонтали, рявкнула сирена, я сделал шаг и, подхваченный струей воздуха, вырывающегося из-под фюзеляжа, почувствовал, как екает в животе…
Колбасило так, что мне чуть не оторвало руку: выброска с «ИЛа» оказалась не чета четыреста десятой «Элке» или «Ми-8», с которых я прыгал до этого, во время ноябрьских тренировочных сборов в Ступино! Всему виной была скорость десантирования – примерно от 140 километров в час у «Ан-2» до 350 400 у этого летающего гробика! В общем, первые секунд тридцать мы особенно и не пытались «лечь» на воздух: пока падала скорость, все трое, поджав колени, изображали из себя единый плотно упакованный кокон… И лишь когда наше падение достаточно замедлилось, «улеглись» на набегающий снизу поток трехлучевой звездой… Косясь на запястье левой руки, на котором ярко фосфоресцировала стрелка «высотника», я с нетерпением ждал, когда Глаз даст команду «разбегаться»…
…На шестистах метрах мы уже «висели» – построившись лесенкой, наши «Арбалеты» бесшумно скользили над тропическим лесом, следуя за куполом Щепкина: говорят, у него был нюх на площадки, пригодные для ночного приземления…
Как оказалось, говорили не зря: купола вышли на место, напрочь лишенное деревьев – под нами было русло достаточно полноводной речки… Пришлось отцепляться метрах в пяти над поверхностью, чтобы не возиться потом в воде с обязательно накрывшим с головой парашютом… Мне повезло больше всех: уйдя в воду, я почти сразу же уткнулся ногами в каменистое дно и уже через минуту был на берегу… А Леху и Вовку немного протащило по течению, но, к моему удивлению, плавали они, даже с тяжелыми, тридцатикилограммовыми рюкзаками, как рыбы! Но особенно восторгаться времени не было – через сорок минут должно было начать светать, и, утопив ненужные более подвесные системы с куполами, маленький отряд растворился в джунглях Мапуталенда – одного из самых диких и отдаленных районов ЮАР…
…Проблемы начались на вторые сутки марша: сначала я почувствовал отдаленное внимание к нашим персонам, а потом где-то впереди начала скапливаться какая-то угроза… Посетовав на разыгравшуюся интуицию, я удвоил внимание и предложил пропустить меня вперед. Костян и Глаз не возражали: каждый боец, прошедший горнило войны, обычно принимал во внимание даже такую малость, как предчувствие… В общем-то не зря – через полчаса передвижения я заметил первую растяжку…
– Озээмка! – удивился Леха, рассмотрев спрятанный под листьями «сюрприз». Аккуратно перешагнув зеленую леску, натянутую поперек тропы, мы двинулись дальше, чуть понизив темп… Еще через десять минут моя правая нога, коснувшись очередного корня, вдруг ощутила отсутствие опоры и еле успела замереть в воздухе: под ногами оказалась ловчая яма, утыканная по дну заостренными кольями, с примотанными к остриям для гарантии осколками толстого стекла… Пришлось удвоить осторожность… А где-то через час мы почти напоролись на засаду. Вернее, я почувствовал ее метров за двести, но сообщать об этом не стал – было бы странно, если бы я вдруг поднял руку и сказал что-то типа: «Там, впереди, в полукилометре, четыре мужика с оружием! Ждут нас с нетерпением!»… Вместо этого за пятьдесят метров до первого аборигена я подал знак «внимание» и бросил в расщелину пораженного молнией дерева метательный нож… Не дожидаясь, пока он достигнет цели, отправил второй чуть правее, за похожую на узел перепутанную связку лиан и тут же метнулся в сторону: длинное копье с устрашающего размера лезвием вдруг распороло воздух и глухо воткнулось в ствол на уровне моего горла…
Через миг в бой вступили мои напарники: захлопали глушители АПСов и в кустах, откуда и вылетело копье, раздался крик боли… Четвертого и последнего воина достал тоже я – дождавшись, пока из листвы метрах в восьми надо мной покажется конец тоненькой, похожей на трубку палки, я метнул туда вырванное из дерева копье и попал: тело очень смуглого, в одной набедренной повязке воина, хрипящего от боли, рухнуло на землю и, пару раз дернувшись, затихло… Костян и Глаз, совершившие «круг почета» вокруг этого ничем не примечательного поворота тропинки и не обнаружившие более ни одного врага, вернулись обратно и с опаской уставились на трубку в моих руках: маленький шип, вставленный внутрь, судя по запаху, был обильно смазан ядом и, как мне кажется, мог доставить кучу неприятностей тому, кого бы смог оцарапать…
– Положи эту дрянь! – сморщившись, приказал Щепкин. – Она с ядом! Не дай бог, поцарапаешься! Никакая сыворотка не спасет! Вот, блин, попали! У них тут что, война?
– А хер их разберешь! – мрачно буркнул Ребров, перезаряжая ополовиненную обойму пистолета. – Сколько раз был в этой долбанной Африке, никак привыкнуть не могу! Пока не начнут стрелять, хрен кого услышишь…
Тут он удивленно поднял глаза и, не отводя от меня взгляда, изумленно спросил:
– Ты их что, услышал?
– Неа, как всегда, унюхал! – попробовал было отшутиться я, но, увидев, что вопрос в глазах парня не пропал, попробовал объяснить: – Чувствую я опасность! Жопой! Показалось вдруг, что дальше идти нельзя! Я на миг замер, а он пошевелился! Вот я и бросил нож! Второй тоже подставился…
Недоверие в глазах лейтенанта сменила зависть:
– Вот бы мне так!
– Ладно, нет времени трепаться! Если Тсонга вышли на тропу войны, то у нас проблемы! Пилить еще сорок с лишним километров, а доберемся или нет – бабушка надвое сказала… Подбери ножи и в путь! – вмешался Глаз. – Кстати, хорошие были броски! Мастер ставил!