Шереметьево встретило нас низкой облачностью, промозглым ветром, дождем со снегом и слякотью… Настроение, и без того слегка подпорченное окончанием отдыха, упало еще больше… Быстренько пробежав по зеленому коридору, мы вышли в зал и тут я заметил Шурика, одного из водителей шефа, кого-то высматривающего в толпе прилетающих, и помахал ему рукой. Парень тут же сорвался с места и, не успев подойти, затараторил на ходу… За какие-то две секунды я узнал, что в Москве – минус два по Цельсию, что ночью будет до десяти мороза, что пробки на МКАДе просто жуткие, а резину он еще не переобул… Лишь в самом конце тирады он догадался сообщить, что послан шефом специально чтобы встретить меня и Машу, и должен, проводив нас домой, остаться в моем распоряжении до вечера…
Я приятно удивился и слегка задумался: раньше подобного внимания от Кириллова я не замечал… Но, решив, что от добра добра не ищут, решил задвинуть размышления по этому поводу в долгий ящик… Подхватив обе спортивные сумки и взяв девушку под руку, я быстрым шагом последовал за Шуриком к его «Вольво», стоящей прямо у выхода из аэропорта…
По дороге в город по просьбе Шурика позвонили Кириллову и доложились. Как ни странно, никаких вводных не поступило: шеф поздравил меня с возвращением и попросил завтра появиться в офисе чуть пораньше – часам к пяти. По возможности «в форме», то есть готовым на все. Я поблагодарил за машину, пообещал, что буду, и расслабился: у нас впереди ожидался еще один неплохой вечер…
Первым делом навестили Деда – бодрый, страшно довольный чем-то Наставник встретил нас в коридоре, куда его уже выпускали погулять. «Заживает как на собаке», – смущенно заметила Маша и была права: к тем лекарствам, которыми его пичкали врачи, Дед добавлял свои чудодейственные мази, отвары, колол себя иголками, к которым пристрастился за эти годы на Земле, много медитировал… Увидев нас, он расплылся в улыбке и, немножечко прихрамывая на одну ногу, засеменил нам навстречу…
Не успев дойти до палаты, Мерион гордо сообщил, что у него появилась дама сердца и что я просто обязан метнуться и купить ей какой-нибудь офигительный подарок, например очень ей нужную на работе микроволновую печь, так как за эти дни, что меня не было, он измучился от невозможности это сделать самому… Поручив Маше развлекать Деда, пришлось выбежать на улицу и вместе с умирающим от скуки Шуриком прогуляться до «М-Видео», расположенного в полукилометре от «Склифа», и купить самую навороченную из всех печей, представленных в этом магазине. Прихватив в подземном переходе через Садовое кольцо здоровенный букет роз, бутылочку шампанского и конфет для дамы его сердца, мы, ежась от пронизывающего ветра, практически бегом вернулись обратно. И вовремя: стоило мне доложить о выполненном поручении, как в палату вошел новый лечащий врач Учителя – рослая, белокурая, полногрудая женщина лет тридцати пяти – тридцати семи со смешинками в глазах и нахмуренными бровями. Попытка выставить вон нарушителей режима больного Тимофеева М. И. закончилась небольшой попойкой: шампанское было распито, конфеты уничтожены, розы приняты крайне благосклонно, а вот с микроволновкой возникли проблемы: брать ее Евгения отказалась наотрез. Мерион, расстроенный до глубины души, знаком попросил меня выйти из палаты, что мы с Машей с удовольствием и сделали. Вернувшись туда минут через пять, постарались не заржать: вид увлеченно целующегося с врачом Наставника был настолько непривычен, что я еле сдержал смех. Судя по сопению Маши – она тоже… Так как Евгения больше не возражала, мы рассудили, что недоразумение улажено, и, посидев еще полчасика, оставили их разбираться со своими чувствами…
По дороге домой мы перекусили в «Саппоро», японском ресторане на проспекте Мира, и вскоре оказались дома… Маша, быстренько переодевшись в домашнее, принялась за уборку, а я, взяв с подставки мечи, слегка размялся: четыре дня без тренировок дали о себе знать…
Из офиса выехали на двух машинах – в головной ехали я и еще два телохранителя Кириллова, бывшие сотрудники «девятки», – Боря и Леха. Во второй машине кроме шефа и Семена Приходько сидел еще один боец – Витька Робот, прозванный так за своеобразную пластику движения в бою… Простояв в пробке перед тоннелем под Маяковкой почти полчаса, машины свернули на Красина, через Тишинку рванули в сторону улицы 1905 года и через пять минут остановились около ЦМТ, в котором шефа уже минут десять как должны были ждать партнеры. Пока ребята вели Кириллова в здание и к лифтам, я двигался чуть в стороне и пытался понять, что именно меня напрягает… Почувствовать удалось, лишь поднявшись в лифте на шестой этаж и подойдя вплотную к шестьсот семнадцатому номеру: в двух соседних с ним номерах и за дверью напротив нас тоже ждали… С большим нетерпением… Но пока медлили…
В двух коротких предложениях описав шефу ситуацию, я с удивлением услышал, что встреча состоится все равно, а моя работа – обеспечить ее нормальное завершение, чего бы это мне ни стоило. Проводив взглядом скрывающихся в номере бойцов, я на миг задумался… Но обдумать все варианты мне не удалось: в номере напротив скрипнула дверь, и оттуда осторожно выглянул человек, вооруженный пистолетом. И поманил меня внутрь…
Не имея ничего против, я согласился… Двигаясь довольно грамотно по земным меркам, «костюм» постоянно держал меня на прицеле и выводил спиной на стоящего за дверью в соседнюю комнату напарника, примитивный, до безобразия тупой эмоциональный фон которого я почувствовал, наверное, самым первым… И, увидев начало удара по моей голове, расслабился. А зря: нож, вырвавшийся у меня из ладони, ушел в его глазницу, а пятка правой ноги перебила колено атакующему сзади здоровяку. Не успев сообразить, что происходит, потерявший одну точку опоры атакующий не успел даже вскрикнуть, как получил сильнейший удар в гортань, после чего, закатив глаза, рухнул на ковер и забился в конвульсиях… Вытащив из глазницы «костюма» нож, я вернулся к входной двери и выглянул в «глазок»: напротив, у двери в шестьсот семнадцатый, стоя на коленях, что-то творил с замком еще один «костюм», а с обеих сторон его прикрывали два бойца с пистолетами. Резонно рассудив, что камеры, установленные в коридоре, должны быть ими же и отключены, я тихонечко приоткрыл отлично смазанную дверь и бросил в дверь шестьсот семнадцатого монетку. Как только она звякнула, мгновенно среагировавшие на звук бойцы вскинули пистолеты и посмотрели друг на друга, а потом начали поворот в мою сторону. Я бросил ножи с обеих рук и, не проверяя результаты бросков, свернул шею и «мастеру»…
За следующие пару минут я зачистил оба смежных номера и, удостоверившись, что сюрпризов не ожидается, постучался в шестьсот семнадцатый. Шеф, занятый разговором с двумя бандитского вида кавказцами, вопросительно посмотрел на меня и, по моему выражению лица поняв, что помех не будет, немного обострил разговор… Правый мужчина тут же перешел на ор, а левый тем временем безуспешно давил на невидимую кнопку – его ладонь прижималась к нижней части стола, но без особого толку: шума в коридоре так и не раздалось… Поняв, что с их людьми что-то произошло, кавказцы стали нервничать, что стало сказываться на их акценте и уступчивости… Наконец старший из них вскочил из-за стола, выругался сквозь зубы и буркнул: