Продолжая улыбаться, Дзержинский достал из сейфа старый эбонитовый телефон, покрытый толстым слоем пыли. Оттуда же он вытащил и надел толстые резиновые перчатки с раструбами до локтей. Феликс осторожно подсоединил витой телефонный шнур к проводу, на котором висела лампа. Лампочка под железным абажуром пару раз мигнула и стала гореть вполнакала. Кабинет погрузился в сумрак. На перчатках замерцали зеленоватым светом причудливые руны и каббалистические знаки, складывающиеся в причудливый узор. Ярче всех зловеще светился прямоугольный штамп «Завод Резинмаш Красмаг. Изделие №2». От качающейся лампы по углам заплясали причудливые, страшные тени. Казалось, они о чем-то совещаются, собираясь в самом темном углу на митинг. Феликс, воровато оглядываясь за спину, снял трубку и набрал четырехзначный номер. В мембране громко щелкнуло.
– Лабрид, товарищ Думпис. Сколько лет, сколько зим! – осторожно поздоровался Дзержинский с далеким собеседником.– Кокосы в этом году уродились? Погода стоит летная? Уверен, старых навыков не растеряли. (Лабрид – «здравствуйте» по-латышски.)
В ответ трубка громко заквакала. Слов было не разобрать, но интонации были злые. Феликс непроизвольно дернулся и с опаской немного отодвинул трубку от головы. Хорошо стал заметен круглый пыльный оттиск на ухе. Когда собеседник замолчал, контрразведчик осуждающе и строго сказал:
– Фу… как грубо. Говорите, зимы не бывает?! Вот и славно. Есть дело. Заодно и ваши горячие головы остудим. Перегрелись вы там, на солнышке. Слушай меня внимательно. Да не перебивай, когда начальник говорит! Я тебе покажу «в отставке». Я тебя так отставлю…
Горизонта не было: вершины гор незаметно сливались с белесым пасмурным небом. Ничего в этом пейзаже не было приметного или яркого, хотя он завораживал не хуже, чем пламя костра или текущая вода.
Морозило. Искрящийся снег скрипел под горными ботинками с высокой шнуровкой. Вся походная экипировка: боеприпасы, продукты, палатка, альпинистское снаряжение – все это было уложено в два неподъемных рюкзака из белого брезента, притороченных на спины терпеливых горных ишаков. Сегодня ишаками были Кузнецов и Задов, одетые в зимнее обмундирование немецких горных стрелков. Поверх чужой формы они надели широкие белые маскировочные халаты. Через плечо под правой рукой висели автоматы с откидывающимися прикладами. Головы согревали вязаные шапочки, а уже поверх красовались облегченные стальные каски, тоже белые. Сбоку на касках был нарисован эдельвейс в ромбике – эмблема горных егерей.
Хохел выдал каски в последний момент перед отправкой карусели. Он долго лазил в бездонных недрах склада, пока отыскал их. Стальные зеленые шлемы пришлось перекрашивать в последнюю минуту. Все очень просто: надеваешь каску – забегаешь в сказку!
Задов поначалу вообще заартачился, отказавшись переодеваться в фашистскую форму. Командир отряда проявил неожиданное понимание и благосклонно заметил: «Ради тебя Лева, я с удовольствием изменю „легенду“ вашей группы. Ты будешь красноармейцем, попавшим в плен к немцам. Егерям не знакомо чувство жалости к слабым духом. Уважения достоин сильный противник. Сильные редко попадают в плен. Поэтому с пленными горные стрелки обходились без особых церемоний. Весь путь в горах пройдешь босиком, без пуховика и связанным вот этим».– Владимиров показал строптивому подчиненному моток колючей проволоки.
Лева мигом схватил каску и помчался перекрашивать ее в белый цвет. Вопрос, надевать вражескую форму или нет, решился однозначно и больше на повестке сборов не возникал.
Как выглядит эдельвейс, похожий на ромашку с узкими и редкими лепестками, Лева не знал. Поэтому он нарисовал на своей каске цветок, похожий на гибрид лютика и колокольчика. Время поджимало, перерисовывать было некогда. С такой эмблемой подразделения, неизвестного ни в одной армии мира, одессит оказался в Тибете. При погрузке на карусель Кузнецов, обычно невозмутимый, не выдержал и застегнул на шее у Левы крючки воротничка с такой силой, что больно прищемил кадык, чтобы не было видно верхнего края тельняшки. Напоследок обер-лейтенат загнул их железными пальцами, чтобы труднее было расстегнуть.
Шаманов вышагивал в расшитом золотом красном китайского шелка халате, подбитом мехом. Под ним был не менее роскошный желтый халат, на ногах – новые уйгурские сапоги ручной работы с загнутыми носками. Голову украшала высокая желтая парадная шапка ламы с красной кистью. Вся одежда на нем была до неприличия новой; ручная кладь состояла из объемистой кожаной сумки и длинного посоха в руке. Навершие посоха было костяным и изображало крысу с длинными передними резцами и красными глазами-бусинками из ярких рубинов.
Глаза путников закрывали специальные черные альпинистские очки с завязками, но снежная белизна раздражала и тревожила. Темп задавал отрядный священник, попутно посвящая своих навьюченных спутников в особенности Земли-2876, куда их забросили приказ и судьба.
Разведчики только что благополучно преодолели опасную зону, где на протяжении нескольких столетий под землей выгорали залежи каменного угля. По трещинам углекислый газ поднимался к поверхности земли. Когда дул ветер, газ рассеивался и не представлял никакой опасности, но в отсутствие сквозняка концентрация газа быстро достигала смертельной величины, и долина превращалась в газовую камеру. Люди и животные теряли сознание раньше, чем осознавали необходимость спасаться бегством, задержав дыхание. Десантники ошеломленно смотрели по сторонам. Вся долина была усеяна скелетами. Одни костяки были выбелены временем до блеска, с других, более свежих, ошметками свисали остатки плоти. В природную душегубку попал не один караван. Рядом с остатками огромного вьючного яка с позолоченными рогами лежали седельные сумки. В прореху истлевшей ткани поблескивали желтые кругляшки, высыпавшиеся на землю соблазнительной кучкой. Задов остановился, завороженный, и сделал несколько шагов в сторону. Лева никогда не мог устоять против притягательной силы любого желтого металла. Даже начищенная медь могла сыграть с ним злую шутку. На прошлой ярмарке заезжие гномы продали ему кольцо из самоварного золота по дешевке.
– У меня чуть глаза из орбит не выскочили от соблазнительного видения! Вряд ли караванщики везли дешевую медь! – завывал Лева.– Жизнь несправедлива! Все происходит не вовремя!
В себя Лева пришел после громкого окрика Кузнецова: «Ко мне!» Десантники на максимальной скорости, которую им позволило развить тяжелое снаряжение, покинули опасное место.
Путь разведчиков лежал в Ладакх, страну призраков. Там больше верили астрологам и гадальщикам, чем политикам, а наука сложила полномочия и отреклась от престола в пользу черной магии. Чумазые жители сурового края находились во власти многочисленных примет. В своих жилищах аборигены старательно закрашивали красной охрой углы и щели, дабы в них не поселились привидения, доводящие до бессонницы. Отшельники-ламы, искушенные в тантрах и способные подчинять себе демонов ночи, обладали в Ладакхе верховным авторитетом. Здесь верят, что черепа баранов, собак и альпинистов, водруженные над входом в жилище, отгоняют привидения, что черная стрела с серебряным наконечником, воткнутая в крышу, отпугивает злых духов. Верят в то, что нам всем угрожают тридцать три опасности от шести тысяч демонов. За сходную плату в ненастье любой лама прочтет вам мантру об усмирении стихии и выплеснет в прямом смысле на ветер брагу из молока горного яка, чтобы усмирить духов. Духи повсюду, духи везде, весь мир пронизан невидимыми злобными сущностями. Существование местных жителей – это непрерывная борьба за право жить в бесплодных горах, где зимняя погода так же сурова, как в Заполярье; это томительные страдания среди демонов и ледников Малого Тибета, или Крыши мира, как иногда называют эти горы. Удивительно, но долгожители, перевалившие за сто лет, здесь не редкость.