* * *
Сколько лет с тех пор ушло в черный песок? Была жестокая битва с низкородными гархами, и все было именно так, как сказал Арфан. Гархи высшей касты не только выстояли, но и разогнали низкородных по их гнездам и охотничьим угодьям, откуда те смели показаться только в дни уплаты податей, да в годовщину коронации Арфана Великого.
Арфан никогда не упускал из вида главной цели гархов. Механизм трансформации был разработан им лично до мелочей и составлял главную тайну высшей касты. Гархи, прошедшие трансформацию, выслеживали нужного человека, заманивали в ловушку, опаивали, связывали и вспарывали живот ровно настолько, чтобы крошечная пульсирующая сущность гарха беспрепятственно вошла в новое тело. Она сама находила дорогу к тому единственному месту в кровеносном русле, где приживалась с неизменным успехом. Гарх получал новое тело, и оно становилось практически неразрушимым, чем не могли похвастаться по отдельности ни гарх, ни человек. Затягивались страшные раны, восстанавливались утраченные конечности, а ум, сообразительность и храбрость освобождались от страха умереть. Личность человека становилась второй, ведомой, воспринимаясь гархом как внутренний голос, и с удовольствием применяла свои знания и навыки на общее благо нового организма. Благо определял гарх, и этот порядок воспринимался человеком как должное и никогда не ставился под сомнение. Более того, человек оставался доволен поворотом своей судьбы и никогда не пенял личности гарха за первоначальное насилие. Коричневые драконы тоже не жалели, что им пришлось расстаться с мощными телами и несокрушимой броней, данной им при рождении. Ну, жалели, конечно, но только чуть-чуть, первое время…
Здесь, на Земле, в теле русского офицера Серапионова, Каррагон впервые почувствовал неладное. Иногда Каррагону казалось, что он близок к пониманию проблемы, но нужные слова и образы ускользали от него. Серапионов тоже ощущал, что для беспокойства Каррагона есть основания, но определить их затруднялся. Тем более, борьба за перекрестки отнимала все время без остатка. Войну следовало использовать с максимальной эффективностью. Кому война, кому мать родна, усмехался Серапионов. Каррагон радостно смеялся. Русский язык ему нравился больше остальных, хотя Арсен Михайлович умел разговаривать даже по-испански.
— Доктор Нильсен, ваша станция! Город Пассау! — Проводник был особенно предупредителен и любезен: седой датчанин оказался прекрасным специалистом и снял зубную боль, мучившую пожилого железнодорожника вторые сутки кряду.
Вагон медленно двигался вдоль перрона, и взгляд Каррагона останавливался то на тумбе с плакатами, то на лице пожилого полицейского в шлеме, то на громоздкой урне у фонарного столба. Когда движение прекратилось, Каррагон взял с багажной полки саквояж и шляпу, пожелал проводнику счастливо оставаться и вышел в вокзальную суету. Вдоль путей задувал неласковый резкий ветер, и Серапионов, развлекаясь, заметил, что теплая генеральская папаха пришлась бы здесь совершенно кстати, в отличие от унылой шляпы, купленной в Копенгагене.
* * *
Как фрау Болен ни напрягала свой феноменальный слух, из кабинета Вальтера не доносилось ни звука. По особняку метались бодрые выкрики Гитлера, произносившего очередное радиообращение. Фрау Болен морщилась, но убавить звук «Телефункена» не решалась.
Благодаря своему тонкому слуху и проницательности экономка всегда была в курсе дел покойных родителей Вальтера. Матильда Краус души не чаяла в своей верной и умной служанке, не догадываясь, что безмятежному течению своего брака с богатым фабрикантом и ловеласом Альфредом Краусом была обязана исключительно фрау Болен. Пожилая строгая фрау в роговых очках устраняла любые поводы для семейных ссор, умудряясь незаметно перевести разговоры в безопасное русло и отказать визитерам-сплетникам. Промышленник Альфред Краус погиб вместе с супругой в авиационной катастрофе во время избирательной кампании 1933 года, и трагедия семьи стала одним из многих событий, приблизивших победу НСДАП. С той поры, согласно завещанию Альфреда Крауса, фрау Болен была единственным опекуном Вальтера. Она заботилась о мальчишке со страстью волчицы, вскормившей Ромула и Рема, выпуская его из-под жесточайшей опеки только на непременные для юноши сборы Гитлерюгенд, а затем на службу в СС. Мальчик должен был стать настоящим немцем, и он стал им. Огромное наследство ничуть не испортило Вальтера, он не купился иллюзорной властью денег и воспринимал их спокойно. Фрау Болен сделала для наследника Краусов все, что было в ее силах, при этом настойчиво сохраняя и подчеркивая дистанцию между прислугой и господином, женщиной и мужчиной. С годами все лишние слуги были уволены. Так фрау Болен чувствовала себя спокойнее — контролировать посторонних в доме было уже трудно. Частые переезды офицера приучили домохозяйку нанимать приходящих работников: горничных, уборщиц, полотеров и садовников. Так выходило и дешевле — фрау Болен не считала себя вправе разбрасываться деньгами Вальтера и экономила на всем, кроме статуса питомца.
Седой гость имел огромное влияние на мальчика, это было очевидно. Фрау Болен превосходно различала все нюансы настроения Вальтера, и готова была поклясться, что господин Краус радовался статному пожилому военному так, как вряд ли был бы рад своему покойному родителю, объявись тот живым и здоровым. Военному. Почему военному? Он датчанин и врач, этот Нильсен. Нет, выправка у него генеральская, этого не спрячешь под мягким пальто и интеллигентской шляпой… Фрау Болен хихикнула. Мальчики играют в секреты. Она прислушалась еще, но безрезультатно, и отправилась на кухню, качая головой. Пора было проследить, как приходящий повар Иероним Пфайзер начнет готовить ужин. Конечно, он был тщательно проверен СС и имел все необходимые рекомендации, но всецело доверять повару с таким именем фрау Болен все равно не спешила. Третий месяц она внимательно следила за всеми манипуляциями Пфайзера, но пока не нашла, к чему придраться. Повар давно смирился с тотальным контролем, и даже перестал свирепо фыркать и коситься через круглые стекла очков, когда госпожа домохозяйка требовала предъявить к осмотру продуктовую корзину или принималась снимать пробу в самый неожиданный момент. Иероним и в этот раз встретил ее во всеоружии: накрахмаленный колпак сиял белизной, ножи были наточены, очищенные овощи перемыты и разложены в нужном порядке, а мясо вымачивалось в изысканном маринаде собственной рецептуры Пфайзера.
— Добрый вечер, фрау Болен. — Повар сладчайше приветствовал пожилую экономку.
— Добрый вечер, шеф-повар Иероним. — Впервые за все время пожилая дама обратилась к Пфайзеру по имени, из чего опытный кулинар сделал однозначный вывод: проверка будет особенно жестокой и тщательной.
* * *
— Что он знает?
— Многое, но его знания отрывочны. Похоже, Неринг случайно попал в эту историю, но для нас это обернулось большими неприятностями.
Гефор вытащил из стенного шкафа портфель, а из него — стопку лоскутов тонкой коричневой кожи.
— Вот донесение о Глионском вторжении. Уцелели двое или трое. Перекресток на острове Дракона удерживали четыре человека и бесноватый амфиптер Лин-дворн. Гархи могли занять чудесный мир, пробив шаткую защиту котлована! По описанию — точно эта четверка!