— Ну заходи, Андрейка, — пригласил Вершило, — гостем будешь.
— Спасибо, — поблагодарил стрелок и вошел в дом. Было там прохладно и на удивление чисто, стол, стоящий посреди горницы, был покрыт белоснежной скатертью с вышитыми по углам красными петухами. На столе стоял пузатый медный самовар, начищенный до блеска, на окнах развевались от сквозняка полосатые занавески. На стенах висели связки сушеных грибов, лук в полотняных мешочках, возле двери на гвоздике был повешен цветастый полушалок.
— Хозяйка моя, — представил мельник, указывая рукой на лавку. Там приютилась женщина, которую стрелок сначала принял за ребенка — до того она была мала ростом.
— Забава, — назвалась мельничиха и покраснела. На вид ей было не больше девятнадцати-двадцати лет, но в длинной русой косе отчетливо проглядывала седина, а вокруг ясных серых глаз крохотными стрелочками нарисовались морщинки.
Андрей поклонился и сел на лавку подле хозяйки. Разговор не клеился — Вершило все больше отмалчивался и порывался убежать обратно на мельницу, а Забава теребила рукой косник, расшитый бисером, и смущалась без причины. Одному коту было все нипочем, он нашарил в углу крынку со сметаной, холодную, видно только что из погреба. Теперь Баян сидел и наворачивал сметану за обе щеки, свято уверенный в том, что его никто не видит.
— Пойду я, — не выдержал наконец мельник. Он вышел, хлопнув для чего-то дверью, видимо, приход гостей несколько подпортил его настроение. Забава совсем притихла, искоса поглядывая на Андрея и думая о чем-то своем.
— О чем грустишь, хозяюшка? — решился спросить стрелок. Мельничиха испуганно на него посмотрела и ничего не ответила. В наступившей тишине слышно было только, как громко чавкал совершенно счастливый Баян.
Стрелок встал и прошелся по горнице. На одной стене он обнаружил странную картину, изображавшую кровавое побоище, и несколько минут простоял, открыв рот. В самом деле, было на что посмотреть: неизвестный художник не поскупился на краски и так изобразил честной бой, что дух захватывало. Лица, искаженные гримасами боли и отчаяния, молодецкий задор и свирепость — все удалось изобразить на редкость удачно. Андрей только языком прищелкнул:
— Эх, какой живописец-то знатный!
— Это батюшка мой рисовал, — неожиданно сказала Забава.
— Да ну? — удивился стрелок. — Он у тебя, видно, большой мастер.
— Да, — тихо сказала она и вдруг разрыдалась, да так горько, что Андрей не знал, что и подумать. Даже кот и тот оторвался от крынки и уставился на мельничиху. Сметаной был вымазан Баян по самые уши.
— Прости, не удержалась, моченьки моей нет, — пробормотала Забава, перестав наконец плакать, — как вспомню родимого батюшку — так вот к самому сердцу и подкатывает.
И она показала на груди, где именно у нее подкатывает. Кот неодобрительно хмыкнул и вернулся к прерванному занятию.
— Помер тятя-то? — спросил для поддержания разговора стрелок.
Забава кивнула и тут же зашлась в новом приступе плача.
— Помер, родимый! Да как помер! И сестра, и тетка — все перемерли! У, проклятущий!
— Кто проклятущий? — совсем испугался Андрей. — Про кого речь ведешь?
— Про него! — с ненавистью проговорила мельничиха, показывая на дверь, — Про него, идолища поганого!
— Про Вершилу? — так и ахнул Андрей, — И не стыдно тебе на мужа такое наговаривать? Правду говорят: у бабы волос долог, а ум короток.
— Про него, про него, зверя косматого! Всю деревню мою повыжег, повывел, повытоптал, живьем съел и в сыру землю закопал! И вас не пожалеет! Бегите, родимые, покуда целы!
— Погоди, — почесал за ухом стрелок, — я что-то не понял. Так сжег он твою деревню или затоптал? А коли людей съел, на кой их было в землю закапывать?
— Ой, не спрашивай, — махнула рукой мельничиха, — бегите от него, бегите!
— Эдак не годится, — рассудительно заявил кот, облизываясь, — куда же мы пойдем на ночь глядя?
— Верно, — согласился с ним Андрей, — идти нам некуда. А откуда уж смерть принимать — от мужика твоего али от всадника черного — не все ли равно? Мы остаемся.
— Да, — подтвердил Баян и деловито пошел обшаривать остальные углы.
Забава надулась и, ничего не говоря, залезла с ногами на печь да так и просидела там до самого вечера. Пришел Вершило, скинул сапоги и зычным голосом крикнул:
— Эй, жена! Сбирай на стол!
— Не буду, — отозвалась Забава и отвернулась к стенке.
Мельник только руками развел, ругнулся и начал сам рушить хлеб. Поставил на стол кувшин с молоком, достал из печи горшок с кашей; долго удивлялся, отчего на полу валяется пустая крынка.
— Жена! Ты, что ли, сметану всю съела?
— Вот еще, — хмуро фыркнула мельничиха с печи, — нужна мне твоя сметана!
— А кто ж тогда? — удивился Вершило и задумчиво посмотрел на стрелка.
Тот показал на кота.
— Он? — Мельник даже поежился. — Да тут же едва ли не полпуда было!
— Было, — согласно кивнул стрелок, — только это такой кот, что ему сколько ни дай — все мало.
— Во как, — уважительно проговорил мельник, — а на вид — кот как кот. Только толстый до крайности.
За столом сидели только Вершило со стрелком, Забава так и не слезла с печи, а кот так объелся сметаной, что не мог сдвинуться с места и только грустно смотрел жадными глазами.
— Вот что, — начал мельник, — Забава уже, поди, порассказала про меня всякого-разного?
— Ну в общем-то да, — осторожно сказал стрелок, нащупывая рукой рукоять длинного кинжала, намереваясь в случае чего пустить его в дело. Хотя числился Андрей царским стрелком, искусным лучником, но, кроме того, превосходно владел и мечом, знал толк в метательном оружии и был хорошим кулачным бойцом. Вот только робкий не в меру.
— Эх, Забава, Забавушка, — покачал головой Вершило, — и всем бы ты хороша, да вот только… Ты послушай, Андрейка, что я тебе скажу. Взял я ее из родительского дома совсем девчонкой, ей бы в куклы играть, а не под венец идти. Но такая уж оказалась зазнобушка, до того полюбилась мне девка, что мочи моей не было никакой. Упросил я батюшку заслать к ней сватов, сыграл свадебку и зажил припеваючи с молодой женой-раскрасавицей. Да вот только недолго длилось наше с ней счастье. Живем мы, сам видишь, на отшибе, до ближайшей деревни полдня пути, а до твоего Золотого царства и вовсе топать дня два или того больше. Первое время еще к нам тесть с тетенькой захаживали, гостинцев приносили, бывало, что и ночевали. Потом глянь — месяц на исходе, а от них ни слуху ни духу. Решил я тогда сам к ним в гости отправиться, вдруг что случилось? Думал и Забаву с собой взять, да, как на грех, заболела жена, слегла да и только. Вот я с утра и отправился в деревню повидать родню, да заодно и бабку-знахарку привести, была у нас одна такая, вот уж чудесница, только что мертвых не поднимала. Шел я лесом, шел я полем, вижу — дым вдали виднеется, зарево алеет на полнеба. И что ты, мил-человек, думаешь? Всю деревню с окрестными селами, до последней захудалой избушки, — все ровно пожег кто, начисто в пепел обратил. Было это с месяц, что ли, назад. Так вот.