Тренерская команда Хмыря полезла на ринг. Первым спешил медик.
Людское море, окружавшее ристалище, всколыхнулось. Да что там – вздыбилось и заревело. Галерка рычала и топала, обнималась и лобзалась, слившись в одну счастливую семью, упоенную победой брата по классу и друга по жизни. «В шестом, опять в шестом!» – кричали друг другу фанаты Муромского и гулко колотили единоболелыциков по спинам. Полковник Швепс, подхватив под руку хохочущую супругу, отплясывал дикий танец, энергичности которого позавидовали бы соплеменники Ванюши Дредда, и припевал не в ритм, не в такт:
– Ах, Илюха, сукин сын! Отрихтовал Хмыря, мама не горюй!
На противоположной стороне галерки курсанты ВПУККО, являя образец воинской дисциплины, построились в колонну по два и начали сходить в зал. В такт шагам они исполняли чистыми молодыми голосами «Марш Крантов»:
Не время щелкать клювами —
Пора захлопнуть рты:
Спешат к нам вечно юные,
Веселые кранты.
Как гром средь дня погожего,
Как джокеры Судьбы,
Растут они и множатся
Буквально как грибы.
Несите в дом шампанское
И торты, и торты:
Вести дела цыганские
Торопятся кранты.
И как бы ты ни пыжился,
Куда бы ни пролез,
Тебе пропишут ижицу —
С добавкой или без.
И кем бы ты ни значился —
С понтами, без понтов, —
Тебе всегда корячится
Пришествие крантов.
Встречайте их и балуйте,
Не прячьтесь под матрац,
Иначе к вам пожалует
Глава крантов – Абзац!
Лестница содрогалась от их мерной поступи. Старлей Ванята завершал каждый куплет победного марша молодецким посвистом. Гражданские зрители, с завистью глядя на бравых курсантов, жалели о бездарно прошедшей молодости. Зрительницы – стреляли в них глазками. Практически без промаха.
Представители «полусвета» в «полумягких» рядах смеялись и плакали. Реакция каждого впрямую зависела от того, на кого из боксеров были сделаны ставки. Отношение между счастливцами и неудачниками было приблизительно два к одному – в пользу смеющихся. Кто-то поливал кого-то остатками пива, кто-то яростно раздевался с неведомой целью. Кто-то рвался к рингу с криком «А ну-ка!».
Фрачный и бриллиантовый партер, как это обычно случается в дни величайших потрясений и социальных катаклизмов, был страшно далек от народа. Дамы заламывали руки и аккуратно, стараясь не повредить украшений и нарядов, падали в обмороки. Мужчины пребывали в растерянном, но угрожающем молчании и искали взглядами Бакшиша. А того, удивительное дело, и след простыл! Так же как простыл след его беляночки-супруги с таксой Груней и отвратительного Тыры.
Не было больше в партере и Ухвата Ёдрёновича.
Трое из пропавшей четверки обнаружились на автомобильной стоянке, возле темно-синего «лексуса». «Лексус» принадлежал Бакшишу, и горемыка промоутер, похоже, собирался смыться на нем от расправы. Скорей всего, план его удался бы, кабы не измена. Подонок Тыра, вместо того чтобы скорей увезти босса прочь, вытащил ключ из замка зажигания. На законный вопрос: «Какого хука ты делаешь, урод?» – Тыра нагло заявил:
– Подождем кое-кого.
Не такой был человек Бакшиш, чтобы терпеть ослушание. Предатель и глазом моргнуть не успел, как бывший чемпион Забамья в полутяжелом весе, доказав тезис, что мастерство не пропьешь, залепил ему хлесткий джеб в ухо. Среди специалистов считается, что нокаутировать джебом довольно проблематично. Взбешенный непокорством шестерки Бакшиш блистательно опроверг это утверждение. Тыра опрокинулся на капот автомобиля и расслабленно соскользнул по лаковой поверхности на землю.
Когда удовлетворенный Бакшиш наклонился за выпавшими ключами, послышались звонкие хлопки ладонью о ладонь. Словно кто-то аплодировал его умению. Бакшиш зажал ключи в кулак и резко выпрямился, готовый повторить страшный удар.
– Красиво. Эффектно. В следующий раз нужно будет тебя выставить против Муромского, – рассудительно сказал Ухват Ёдрёнович, выделив «тебя» интонацией.
Бакшиш коротко осмотрелся. Кроме него и Стрёмщика на стоянке присутствовал только безразличный ко всему Тыра. Да еще сидела поодаль нахохлившаяся престарелая торговка семечками, а рядом с ней – серый пушистый кот. Бывший многократный чемпион Забамья, оценив ситуацию, сгреб Ухвата Ёдрёновича за галстук и скверно осклабился.
Ух Ё, недюжинного ума мужчина, живо сообразил, что кривая улыбка собеседника является самым настоящим предупредительным сигналом, и вскинул руки в примирительном жесте.
– Господи ты боже мой, Рафаэль Леонардович! – прокряхтел он, скоренько вспомнив имя-отчество Башкаломова, неизвестное до сего драматического момента даже авторам. – Что это вы присматриваетесь ко мне так враждебно?
– Да вот собираюсь дать в лоб, – не стал юлить Бакшиш. – Если не промахнусь мимо одной точки, память у тебя отобьет напрочь. Что мне сейчас и требуется.
– А если промахнетесь? – тихим голосом полюбопытствовал Стрёмщик.
Бакшиш молча пожал плечом. И столько в этом простеньком движении было выразительности, что Ухват Ёдрёнович мигом вспомнил, что человеческое тело необычайно хрупкая штука. Он сглотнул, дернув кадыком, и спросил:
– Да зачем вам это нужно – отбивать у меня память?
– Жить хочу, – спокойно ответствовал Бакшиш.
– Ну так живите с миром, я разве возражаю.
– Под дурака не коси. Ты сколько бабок сегодня потерял? Я должен поверить, что ты мне это простишь?
– А с чего вы взяли, будто я что-нибудь потерял? – очень натурально удивился Ухват Ёдрёнович.
– Ну как… – капельку растерялся Башкаломов. – Хмырь-то проиграл. Ставки тю-тю, сгорели.
– Помнится, один очень умный еврей советовал не складывать все яйца в одну корзинку. Дескать, сохраннее будут. Я, знаете ли, советы мудрых людей никогда не игнорирую.
Бакшиш на секунду нахмурился, соображая, какая существует связь между яйцами, умными евреями и сегодняшним поединком… в конце концов понял, выпустил галстук Стрёмщика и предложил:
– Ладно, садись в машину. По дороге договорим.
Когда недавние обитатели партера, наконец-то сообразив, где искать виновника грандиозного кидалова, объявились на стоянке, «лексус» Бакшиша давным-давно скрылся из виду. Жертвы надувательства, перешагивая через начавшего шевелиться Тыру (впрочем, были и такие, кто наступил на бедолагу), бросились к торговке семечками. Вопрос, мучивший этих господ, звучал так:
– Куда уехал сука Башкаломов?
Старушка была не то глуха как пробка, не то и вовсе слабоумна. Вместо того чтоб дать конкретный ответ, она хихикала, трясла головой и лепетала невпопад, что пусть ее семечки не такие крупные, как у Федотовны или Мокеевны, зато пожарены на совесть и гнилых – ни одного! А у Федотовны – одна гниль, потому и дешево. А Мокеевна, достав семечки из духовки, греет в них ноги, потому что от ревматизьму. Раньше еще хорошие были у Петра – ну бельмастого. Так он жарил их в крематории, где его племяш кочегаром робил, это всем известно. А когда Петр преставился, этот самый племяш, говно такое, не захотел сжечь его бесплатно. Вот такая нынче молодежь!