Никакого кодекса поведения бывалых подземных огранщиков не существовало и в помине, поэтому изумлённый Виктор восторгов своих не сдерживал.
— Ах, какая красота!.. Какое величие!.. Какие размеры!.. Это же просто произведение искусства! Но, ты уверен, Сергий, что мы все здесь поместимся?
— Все? — озадаченно нахмурился Волк. — Кто это — все? У тебя в семье вообще сколько человек народу?
— В семье — пять, кроме меня…
— Ну, у тебя и запросики, ваше будущее царское величество!..
— …но ведь всё население-то — тысяч десять!.. Нам, по-моему, тут тесновато будет… чуть-чуть… немного…
Волк расхохотался.
— Так вот это, Вить — жилище для твоих пяти. А о твоих десяти тысячах мы ещё позаботимся. Правда, Шарадушка?
— Что-о?!.. Это всё — мне?!..
— Тебе, тебе. Кто у нас в доме царь, в конце концов? А нам работать пока дальше надо — скоро рассветёт.
— Да, да!.. Скорее!.. — заволновался Виктор, тут же выбросив из головы свой новый дворец. — Если мои люди будет жить не здесь, то им нужны такие же просторные дома, мастерские для ремесленников, поля для крестьян, рудники с полезными ископаемыми для шахтеров, пастбища и скот для пастухов, лавки, верблюды и караван-сараи для купцов, кофейни для отдыха, казармы для солдат, школы для учителей…
— Ха! Ты, кажись, всё продумал, а, твоё величество?
Огранщик скромно потупился.
— Я думал об этом с того самого утра, как встретил на поверхности своё первое Солнце… Каждый день…
— А купцов и солдат у вас ведь и нету вовсе, — деликатно напомнил Серый приятелю настоящее положение вещей в Подземном Королевстве.
— Они будут. Они обязательно будут.
— Ну, если будут, тогда конечно… Ну, и насчёт таких же домов, как у тебя, ты, конечно, погорячился, но остальное сделаем в лучшем виде, — успокаивающе похлопал его по плечу Серый. — Шарад, слышал? — обратился он к довольно наблюдавшему тут же за произведенным эффектом джину.
— Слышал, о отрок Сергий, — ухмыляясь в усы, ответил тот с полупоклоном.
— Тогда сполняй, — взмахнул рукой Волк.
И дело закипело.
Не успели первые гости обновлённого города спуститься с башни дворца и выйти на улицу, как город был готов — новенький, как игрушка, как сверкающий макет под стеклом музея. Со всех сторон, освещенные щедрым светом любопытной луны, их обступали дома из разноцветного мрамора, кованые ограды, бескрайние площади, широкие улицы, хрустальные фонтаны и затейливые сооружения колодцев, зелень садов и полей на окраинах — всё пахнущее ночной прохладой, свежей краской и особым, непередаваемым духом новизны, как подарок в праздничной упаковке, который так и хочется поскорее достать, и в то же время боишься разрушить эфемерное состояние блаженной неизвестности и ожидания сюрприза.
И, самое главное, рассекая город ровно посредине, как клинок Шатт-аль-Шейхской стали, блистала под лунными лучами река. Та самая река, освобожденная головокружительной силой Шарада из векового подземного плена.
Иванушка тихо ахнул, Елена всплеснула руками, Волк художественно присвистнул, и только Виктор молча блаженно улыбался во весь рот — живое воплощение счастья на Земле.
— Ну, как вам моя работа? — в полной мере насладившись невербальными проявлениями произведенного эффекта, решил перейти к приёму устного изъявления восторгов джин.
— Ни в сказке сказать, ни пером описать! — только и нашёлся, что сказать, Иванушка.
— Такого я не видела даже в Стелле! — прошептала Елена Прекрасная.
— Нормально, — одобрительно кивнул Волк. — Самое главное, улицы все мощёные — после дождя грязюки не будет.
— После… чего? — не дошло до Виктора.
— После… э-э-э… — сразу понял свою ошибку Серый, но было уже поздно. — Ну, как тебе объяснить… это когда вода… сверху… падает…
— Как водопад?
— Н-нет… Не совсем… Водопад падает в одно место, а дождь — он льётся на всех: на людей, на дома, на поля…
— Это как когда в прошлом году водоносный слой над шестым уровнем прорвало?
— Н-не совсем… Ну, ты представляешь, что такое сито?
— Да.
— Ну, так вот, если бы это сито сделать таким огромным, размером с весь город, и поля, и шахты, и пастбища, и в него налить воды…
— Зачем?
— Что — зачем?
— Зачем кому-то делать такое большое сито?
— Ну, это сравнение такое! — нетерпеливо махнул на Огранщика рукой Волк, призывая помолчать и не мешать полету его творческой мысли, но чёрное дело было уже сделано. Творческая мысль подбитым жаворонком, кувыркаясь, полетела с небосвода на мощеную мостовую суровых сулейманских реалий. — Значит, размером с поля, город, сады, все пастбища…
— С чем сравнение? — упрямо поставил себе задачу уяснить всё до мельчайшей детали Виктор.
— С ситом!
— А что ты сравниваешь?
Серый обречённо вздохнул и снова махнул рукой.
— Ладно, потом как-нибудь дообъясняю. Всё равно у вас этого не бывает. Приступаем ко второй части нашего плана. Шарад, сможешь теперь достать всех людей из-под земли и перенести на самую большую площадь города?
— Нет ничего легче, — поклонился джин.
— Э-э-эй, Шарад, Шарад, Шарад… — встрепенулся Огранщик.
— Что прикажете? — обернулся уже начавший было растаивать в воздухе джин.
— Мне нужно, чтобы все до единого хорошо слышали то, что мы будем говорить!
— Будет устроено. Они вас услышат, — пообещал Шарад и растворился.
И через мгновение Иван, конь и Елена Прекрасная обнаружили себя на втором этаже царского дворца Виктора Первого, а сам царь и друг и сподвижник его Путешественник Сергий — на гранитном пьедестале посреди площади, под брюхом громадного янтарного коня и чьих-то пяток со шпорами, размером с тележное колесо.
Со всех сторон от монумента (ибо язык не поворачивался назвать этот объект просто памятником) вся площадь на глазах стала покрываться оборванными, худыми, бледными людьми в разной стадии пробуждения. По краям площади из гигантских медных чаш на треножниках выбилось столбами в ночное небо пламя, и вокруг враз стало светло.
— А они нас все хорошо видят? — обеспокоено задал вопрос расположившемуся за их спинами в ожидании дальнейших распоряжений Шараду Виктор.
Мгновенно вся площадь приняла слегка воронкообразную форму.
— А им удобно?..
Полусонные и без того ничего не понимающие люди с изумлением почувствовали под собой ещё и теплое дерево скамеек.
— А слышно?..
— Скажи волшебные слова — «раз, раз» — и тебя будет слышать даже самый глухой старик в самом дальнем ряду.