Разумеется, Ришелье ничего не стоит найти иной путь — скажем, подослать к де Тревилю еще одного соискателя лазоревого плаща и получить информацию о размере мзды через него. И этот вариант, кстати, кажется особенно реалистичным в свете еще одного крайне интересного факта: Ришелье абсолютно точно знал настоящую сумму взятки, затребованной де Тревилем! Две тысячи экю! Конечно, кардинал прямо так и сказал: он же две брал раньше. Под конец, правда, осекся, но это уже дело двадцать пятое…
А что может означать сей факт? А означать сей факт может только одно: его высокопреосвященству уже приходилось оплачивать этот счет. Но это уже в-четвертых…
Нестройный, то стихающий, то, напротив, вскипающий гул гвардейских голосов перекатывался на периферии его сознания, вызывая ассоциации с морским прибоем, каким он слышал его в Дувре, напоминая о куражном окружении и отвлекая от размышлений о всевозможных вариантах. Разведчик скользнул взглядом по хмельным и веселым лицам друзей, сидевших за столом подле него.
Ладно, горе не беда! На всякий вариант можно придумать ответный ход. Гораздо интереснее было размышлять о том, кто же из мушкетеров, пировавших сейчас под одной с ним крышей, кардинальский засыл? А ведь он где-то здесь, где-то совсем рядом. Интуиция разведчика безошибочно дала ему знать об этом. Д'Артаньян совершенно отчетливо ощутил поблизости от себя крысу…
Он еще раз пробежал глазами по залу трактира, но, чувствуя неимоверную усталость, махнул рукой на свои домыслы и рассуждения.
Я подумаю об этом завтра, решил псевдогасконец, поднимая свой бокал и поднимаясь вслед за этим со скамьи…
— Одна тысяча семьсот девяносто восемь, одна тысяча семьсот девяносто девять, одна тысяча восемьсот! — Капитан де Тревиль с видом триумфатора переправил последнюю монетку из огромной золотой кучи, только что возвышавшейся перед ним на столе, в огромный кошель и, затянув тесемки, надежно закупорил обретенное сокровище. — Прелестно, мой юный друг! — улыбнулся он, убирая кошель в сундук, стоящий у стены. — Итак, вы свою часть… сделки выполнили в полном объеме! Трудно небось было?
— Ну-у… — Разведчик, сидевший в кресле с другой стороны стола, соорудил на лице замысловатую мину, обозначавшую одновременно и положительный, и отрицательный ответ на столь прямой и откровенный вопрос- Как вы помните, господин капитан, вначале я действительно был ошеломлен столь внушительной суммой, но, здраво поразмыслив, пришел к выводу, что все на свете стоит своих денег…
— Великолепный вывод, д'Артаньян! Просто великолепный! — похвалил его мздоимец в лазоревом плаще.
— …и, коль скоро я претендую на место в элитной роте королевской гвардии, мне не пристало мелочиться! — закончил мысль псевдогасконец.
— Стало быть, д'Артаньян, теперь уже вам не кажется, что… две тысячи экю — слишком высокая цена за место в роте мушкетеров? — довольно улыбнувшись, уточнил де Тревиль.
— Отнюдь, сударь! — Д'Артаньян покачал головой. — Честное слово, теперь мне уже кажется, что такая цена скорее недостаточна, принимая во внимание честь, которая ожидает меня по вступлении в вашу роту, сударь.
— Да, юноша, носить лазоревый плащ мушкетера — высочайшая честь, о которой дворянин нашего королевства только может мечтать! — согласился с ним капитан и, проведя несколько минут в раздумье, спросил: — Значит, вы, д'Артаньян, полагаете, что мне стоит брать больший… вступительный взнос с претендентов на лазоревый плащ?
— Несомненно, господин капитан! — энергично кивнул головой разведчик, приступая к осуществлению комбинации, задуманной им еще вчера под звон бокалов в «Сосновой шишке». — Я полагаю, что жалкие две тысячи экю — мизерная и совершенно неприемлемая цена за честь стать личным телохранителем его величества! На вашем месте, сударь, я бы брал никак не меньше трех тысяч экю с соискателей лазоревого мушкетерского плаща.
— Вы серьезно так думаете?! — оживился де Тревиль.
— Ну разумеется, господин капитан! — сказал псевдогасконец и поспешил внести дополнение: — Единственно только, на меня это распространяться не должно. Мы-то с вами договорились гораздо раньше…
— Ясное дело, д'Артаньян! — успокоил его де Тревиль. — Вас это конечно же не коснется.
Вслед за этим капитан мушкетеров задумался, переводя взгляд с разведчика на потолок, с потолка — на окно, с окна — на стену и, наконец, со стены — снова на д'Артаньяна.
— А знаете, друг мой, — сказал он, проведя в раздумье не меньше пяти минут, показавшихся лазутчику вечностью, — я думаю, вы правы! — Де Тревиль расцвел как подснежник на первой весенней проталине, наслаждаясь простой и вместе с тем гениальной мыслью, поданной его юным земляком. — Да, положительно вы правы, д'Артаньян! Что, спрашивается, я так мелочусь?! Я капитан королевских мушкетеров! Командир придворного спецназа! И я обхожусь двумя тысячами экю?! Возмутительно!
— Недопустимо, сударь! Абсолютно недопустимо! — поддакнул лазутчик, облегченно вздохнув тайком.
Ну вот, подумал он, еще одна проблема долой. По тому, как горячо капитан мушкетеров ухватился за подкинутую ему идею, становилось понятно, что она пришлась ему исключительно по душе и уже с сегодняшнего — максимум с завтрашнего дня вступительный взнос (придумал же, блин, формулировочку, взяточник старый!) для получения лазоревого плаща резко возрастет. И если господину Ришелье взбредет в голову так или иначе проверить, а каковы сейчас расценки на мушкетерские плащи, то в ответ он, скорее всего, и услышит: три тысячи экю. Вот и славно. Еще одна проблема долой…
— Браво, юноша! Браво! — с искренним восторгом глядя на него, умилялся де Тревиль. — Не перевелись еще люди мудрые да практичные в земле гасконской! Не перевелись! Когда я вижу подобную смекалистость, мне бывает особенно приятно сознавать, что гасконцы — умнейшие люди во всей Франции. И как это только я сам не додумался до такого простого решения? Ума не приложу!
— По-моему, господин капитан, — решил подкинуть ему очередную мудрую и практичную мысль, лишний раз подтверждавшую его гасконское происхождение, разведчик, — здесь все дело в вашей безграничной скромности!
— Вы полагаете? — Судя по довольной улыбке, и эта мысль пришлась капитану по вкусу.
— Даже не сомневаюсь! — уверенно кивнул псевдогасконец. — Вы занимаете один из ведущих постов в иерархии королевской гвардии и при этом даже не допускаете мысли заработать на этом малую толику золота! — Д'Артаньян произнес эти слова с такой искренностью, словно и не он только что собственноручно вывалил на стол де Тревиля совсем не малую толику этого самого золота.
— Такой уж я человек! Все мои помыслы и жизненные устремления обращены лишь на службу его величеству, а о себе я думаю в последнюю очередь! А в большинстве случаев и вовсе забываю, — в тон ему ответствовал капитан королевских мушкетеров, словно и не он только что собственноручно с радостной улыбкой именинника переправил все это золото в свой объемистый сундучок.
— Господин капитан! — воскликнул лазутчик. — Можете воспринимать мои слова как дерзость, но вы не имеете на это права! Вы не имеете права забывать о себе! Для короля и Франции ваша жизнь бесценна, и вы не в праве забывать этого!