– И что же вы не понимаете?
– Если Доналдсон решил расправиться с мисс Аранделл с помощью, так сказать, прививки, тогда я не понимаю, зачем ему нужна была эта до смешного примитивная нитка поперек лестницы.
– En verite, Гастингс, бывают минуты, когда вы просто выводите меня из равновесия. Один способ требует специальных, сугубо научных знаний, так?
– Да.
– А второй – очень домашний, «это под силу даже вашей маме», как любят твердить в рекламах. Верно?
– Да, конечно.
– Думайте, Гастингс, думайте. Откиньтесь на спинку кресла, закройте глаза и заставьте работать ваши серые клеточки.
Я подчинился. То есть я откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и попытался выполнить третью часть инструкции, однако результат моих усилий был равен нулю.
Открыв глаза, я увидел, что Пуаро добродушно меня рассматривает, точно няня, которой поручили приглядывать за неразумным младенцем.
– Eh bien?
Я предпринял отчаянную попытку не ударить в грязь лицом.
– Мне кажется, – начал я, – что тот, кто придумал первый вариант, не может быть тем же человеком, который сумел использовать в этом деле новейшие научные достижения.
– Резонно.
– И я сомневаюсь, что разум, изощренный в науках, опустится до такой примитивной вещи, как несчастный случай, – это означало бы положиться на волю судьбы.
– Очень разумно.
Осмелев, я продолжал:
– Поэтому единственно возможный вывод, по-видимому, таков: попытки были предприняты разными людьми. Мы имеем дело с убийством, задуманным двумя совершенно разными людьми.
– Вам не кажется, что это уж слишком большое совпадение?
– Вы сами как-то сказали, что в деле об убийстве почти всегда встречается хоть одно совпадение.
– Да, это правда. Вы поймали меня на слове.
– Так-то.
– И кто же, по-вашему, эти двое?
– Доналдсон и Тереза Аранделл. Доктор очень подходит на роль второго, то есть действительного убийцы. С другой стороны, нам известно, что Тереза предприняла первую попытку. Мне думается, они могли действовать совершенно независимо друг от друга.
– Вы так любите выражение «нам известно», Гастингс. Уверяю вас, что мне в отличие от вас совсем неизвестно, была ли Тереза той ночью на лестнице.
– Но мисс Лоусон сказала…
– То, что сказала мисс Лоусон, еще нельзя считать доказательством.
– Но она говорит…
– Говорит… Говорит… Вы всегда слишком доверяетесь людям, готовы поверить им на слово. А теперь послушайте, mon cher. Я ведь говорил вам, что меня кое-что смущает в поведанной нам мисс Лоусон истории?
– Да, я помню. Но вы никак не могли вспомнить, что именно вас смущает.
– Так вот, я вспомнил. Секунду терпения, и я покажу вам то, что я, вот глупец, должен был сообразить гораздо раньше.
Он подошел к письменному столу и, открыв ящик, вынул оттуда кусок картона. Потом, взяв ножницы, принялся что-то вырезать, встав так, чтобы я ничего не видел.
– Терпение, Гастингс. Через минуту мы приступим к нашему эксперименту.
Я покорно отвел взгляд.
Через минуту-другую Пуаро удовлетворенно щелкнул языком. Он отложил ножницы, бросил остатки картона в корзинку и подошел ко мне.
– Не смотрите. Закройте глаза, пока я буду прикалывать кое-что к лацкану вашего пиджака.
Я повиновался. Пуаро проделал все, что хотел, потом помог мне встать и провел в соседнюю с гостиной спальню.
– А теперь, Гастингс, посмотрите на себя в зеркало. На вас модная брошь с вашими инициалами – правда? – только, bien entundu, брошь эта сделана не из хромированной стали и тем паче не из золота с платиной, а всего лишь из картона.
Я посмотрел на себя и улыбнулся. Пуаро необыкновенно ловко смастерил эту брошь. На моем лацкане красовалось нечто похожее на брошь Терезы Аранделл – круг из картона, а в нем мои инициалы – «А. Г.».
– Eh bien? – спросил Пуаро. – Довольны? Очень элегантная брошь с вашими инициалами, верно?
– Настоящее произведение искусства, – согласился я.
– Правда, она не играет на свету, но тем не менее вы не станете отрицать, что такую брошь можно разглядеть и с приличного расстояния?
– Не сомневаюсь.
– Вот именно. Сомнения одолевают вас не слишком часто. Вы очень доверчивы, дружище. А теперь, Гастингс, будьте добры снять свой пиджак.
Не понимая, в чем дело, я выполнил его просьбу. Пуаро тоже снял пиджак и, чуть отвернувшись, надел мой.
– А теперь, – торжественным голосом провозгласил он, – обратите внимание на брошь. Брошь с вашими инициалами – идет она мне?
Он повернулся лицом к зеркалу. Я недоверчиво уставился на него. И наконец понял разгадку.
– Ну и идиот же я! Конечно. В круге Г. А., а вовсе не А. Г.
Пуаро, сияя улыбкой, снова обменялся со мной пиджаком.
– Теперь вы понимаете, что мне не понравилось в истории, рассказанной мисс Лоусон. Она утверждала, что четко видела инициалы Терезы. Но раз она видела Терезу в зеркале, значит, должна была видеть их в обратном порядке.
– Подождите, – усомнился я, – может, и она поняла, что они были в обратном порядке?
– Mon cher, почему тогда вам это не пришло в голову? Почему вы не воскликнули: «Пуаро, инициалы тут неправильные. Тут Т. А., а должно быть А. Т.». Хотя вы все же значительно умнее, чем мисс Лоусон. И только не говорите мне, что какая-нибудь бестолочь вроде нее, едва проснувшись, способна сообразить, что А. Т. в действительности означает Т. А. Нет, мисс Лоусон такое просто не по силам.
– Она была уверена, что это Тереза, – не отставал я.
– Вот теперь вы приближаетесь к истине, друг мой. Помните, я намекнул ей, что ей вряд ли удалось бы разглядеть лицо женщины, склонившейся над ступеньками, и как она среагировала?
– Вспомнила брошь Терезы и тут же приплела ее, совершенно не думая, что сам этот факт – будто она видела эту брошь в зеркале – делает ее рассказ неправдоподобным.
Резко зазвонил телефон. Пуаро снял трубку.