– И что это за враг?
– Ересь, – резко вскинул лысую голову, очень похожую на созревшую дыню, Венелон из Санса. – Мы не можем допустить, чтобы язычники восторжествовали над нами в самом сердце христианского мира. Или вы, уважаемый монсеньор, полагаете, что мы станем таскать каштаны из огня для меровингского выродка Воислава Рерика?
– Вы скрыли от нас заговор, Драгон, и если бы не участие монсеньора Николая, то епископы до сих пор пребывали бы в неведении, – поддержал Венелона епископ Эброин.
– У меня не было доказательств, – глухо отозвался епископ из Меца. – Нет их и сейчас. Вы отлично знаете, монсеньоры, что победа при Фонтенуа была одержана во многом благодаря ярлу Воиславу и ругам кагана Славомира.
– И что с того, монсеньор Драгон? – повернул в сторону собрата сморщенное личико епископ Венелон. – Прикажете нам поставить в Риме рядом с базиликой святого Петра еще и храм славянскому божку?
– Не богохульствуйте, монсеньор, – рассердился Драгон.
Епископ Венелон явно зашел слишком далеко, и епископ Эброин поспешил вмешаться в закипающую ссору. Драгон был упрям, властолюбив, но в его верности христианской религии никто не сомневался. Правда, в этот раз он слишком доверился язычнику, но, надо признать, у него не было другого выхода. Положение юного Карла было весьма шатким, а с его падением не только могла бы закатиться звезда Драгона, но и были бы ущемлены права всех епископов и архипастырей империи в пользу излишне властолюбивого папы Евгения. Слава Всевышнему, который вовремя вмешался в ход событий и указал зачинщикам братоубийственной свары на их неправоту.
– Божий суд уже состоялся, – мягко заметил Эброин. – И не нам, малым сим, оспаривать волю Всевышнего. Зато в наших силах прекратить кровавую распрю, поделив империю между тремя братьями в равных долях. Я уже говорил об этом с монсеньором Николаем и епископом Эббоном из Реймса, они придерживаются того же мнения. Негоже христианским государям разрешать споры с помощью язычников.
До епископа Драгона наконец дошло, откуда дует ветер. Знать бы еще, кто раскрыл пронырливому секретарю папской курии тайны, которые королю Карлу и Драгону очень хотелось скрыть хотя бы до поры. Ответ, впрочем, лежал на поверхности. Просветить монсеньора Николая по поводу предполагаемых планов Воислава Рерика могли только графы Септиманский и Орлеанский, следовательно, и мятеж мальчишки Пипина тоже не был случайным.
Видимо, сеньоры Нейстрии, Франкии и Аквитании заранее готовились предъявить королю Карлу счет, как только будет покончено с претензиями Лотаря. И благодаря усилиям интриганов победа при Фонтенуа может обернуться поражением не только для старшего сына императора Людовика Благочестивого, но и для младшего. Людовик Тевтон явит себя круглым дураком, если не сумеет воспользоваться ситуацией и не приберет к рукам императорскую корону.
Монсеньор Николай, надо отдать ему должное, очень точно просчитал ситуацию. Низложение Лотаря сейчас не принесет пользу юному Карлу. Более того, оно его погубит. Как это ни грустно, но о походе на Ахен придется забыть. Надо навести порядок в собственном доме.
– Что вы предлагаете, монсеньоры?
– Прежде всего надо заключить перемирие с Лотарем, – ответил епископ Венелон. – Битву при Фонтенуа решением всех епископов империи следует объявить божьим судом, а ее результаты – не подлежащими пересмотру. Для нас сейчас духовное единство важнее светского.
Драгон не был уверен, что с духовным единством все будет гладко, но у него хватило ума понять, что ему, а точнее королю Карлу, предъявлен ультиматум. Воислав Рерик должен умереть, а с его исчезновением уйдет с политической арены и императрица Юдифь. Нельзя сказать, что епископа Драгона такой расклад очень уж огорчал. Он сам готовился посчитаться с варягом, но после победы. К сожалению, не всем его планам суждено сбыться, но это еще не повод для того, чтобы опускать руки.
– Хорошо, монсеньоры. Я принимаю ваши условия. Но прошу учесть, что убедить короля Карла будет совсем не просто. Речь идет о его жене и матери. Кроме того, нам могут помешать руги кагана Славомира. И будет совсем не худо, если Людовик Тевтон отправит их домой раньше, чем голова Воислава Рерика падет с плеч.
– Это будет очень трудно сделать, монсеньор Драгон, – с сомнением покачал головой епископ Эброин. – Людовик Тевтон очень недоверчив и, чего доброго, может заупрямиться.
– Мы рискуем понести очень большие потери, если викинги Рерика объединятся с ругами и славянами Людовика Тевтона. Тогда ничего не помешает Людовику договорится с ними и обрушиться и на Карла, и на Лотаря.
Похоже, епископы Венелон и Эброин такого развития событий не предусмотрели. Тем не менее у них хватило ума признать правоту Драгона. В отличие от своего старшего брата Лотаря Людовик Тевтон был человеком скрытным, он никогда вслух не предъявлял свои права на императорскую корону, но это вовсе не означало, что он откажется при благоприятном стечении обстоятельств водрузить ее себе на голову.
– Хорошо, монсеньор Драгон, – кивнул головой Венелон. – Попробуйте убедить Карла, а мы постараемся уговорить Людовика.
Король Карл выслушал доводы Драгона с непроницаемым лицом. Епископ с удивлением отметил, что за последний месяц его племянник сильно изменился. Возможно, на него подействовала война, возможно – недостойное поведение матери, свидетелем которого он стал. Карл сосредоточенно смотрел поверх головы Драгона, и тому трудно было определить, какие мысли сейчас бродят под этой шапкой преждевременно редеющих светлых волос.
– Ты считаешь, монсеньор, что Воислав Рерик готовит переворот?
– Так считаю не только я, но и многие сеньоры Нейстрии, Франкии и Аквитании. К сожалению, легкомыслие твоей матери дало к этому серьезный повод. О ее участии в языческих обрядах стало известно папской курии. Думаю, что очень скоро папа Евгений объявит об ее отлучении. Императрицу Юдифь предадут сначала церковному, а потом светскому суду и, возможно, казнят. Защитить ее мы не сможем. Мне очень жаль, государь, но ты видел все собственными глазами.
– Видел не только я, – криво усмехнулся Карл.
– К сожалению, это правда. И эти люди донесли сведения, порочащие Юдифь, до нужных ушей. Более того, они готовы выступить свидетелями на суде. Ты тоже будешь вызван туда, государь, и тебе придется либо солгать, либо сказать правду.
– Значит, это не ты, монсеньор, просветил епископов и папу?
– Не я, государь. Хотя своим молчанием я согрешил против истинной веры.
– Что ты предлагаешь, монсеньор?
– Спасти свою мать ты сможешь только одним способом – устранив ярла Воислава Рерика. Как только этот человек умрет, слухи утихнут и Юдифь сможет уйти в монастырь. Таков удел всех вдов, государь. И очень жаль, что твоя мать не захотела смириться с божественным предназначением.
– Скажите, монсеньор, а эти лилии действительно имеют такое большое значение?
– Какие лилии? – удивился Дагон.