Это верно, что славянские боги не станут помогать ленивым и слабым, но и ссориться с ними Горазду сейчас не с руки.
Не его это дело бороться с богами и их ближниками. Если у кагана Битюса и гана Митуса есть для этого силы, то пусть они и пробуют.
Хазары понемногу успокоились и утихомирили коней. Остаток ночи прошел без происшествий, хотя вряд ли кто сомкнул глаза в хазарском стане до самого рассвета. Ган Горазд тоже не спал, а просто лежал на спине, закинув руки за голову, и смотрел в звездное небо. Небо было точно таким же, как и над родной Горазду степью, да и земли вокруг тоже были нечужими. Во всяком случае, здесь жили люди одного с ним славянского корня. Тем не менее чувствовал себя здесь ган гостем. А ведь именно эти земли прикрывали его предки на протяжении многих лет, не жалея своих голов. Правда, плату им за это положили немалую. Но ведь утерянную в бою жизнь за золото не выкупишь. Род гана Горазда никогда не сидел на земле, хотя среди хазар тоже имеются землепашцы, – скот был главным достоянием его рода и верви. Но скоту нужны пастбища, до которых есть много охотников и в скифских родах, и в печенежских, и в иных прочих. Широка степь, но далеко не всем здесь хватает места. Печенежские и славянские ганы много крови пролили в межплеменных распрях. Может, потому и возвысили они над собой кагана, чтобы его властью разрешать возникающие споры? Божьи ближники и городские князья не мешали кагану крепить власть над степью. В его крепкой власти была большая польза и полянам, и древлянам, и радимичам, и кривичам, и всем прочим севшим на землю славянским и неславянским племенам, страдавшим от набегов кочевых орд. Наместников кагана в прежние времена охотно принимали в стольных городах и не считали чужими. Если бы кагановы наместники вели себя смирно и не рвались решать чужие дела по своему усмотрению, то заведенный предками ряд, возможно, держался бы и по сию пору. Но глаза у человека, как известно, завидущие, а руки загребущие. Многим чужие нажитки мешают спокойно спать. Начались споры между ганами и князьями о дани, а там, где пошли споры о золоте, жди беды.
– Я думаю, это божьи ближники чучело подожгли, – негромко сказал Жучин, – а более ничего не идет на ум.
– Уж слишком ярко оно горело, аж глазам было больно, – возразил ган. – Ни солома, ни хворост так не горят.
– Тут ты прав, – согласился Ицхак. – Видимо, это чучело волхвы обработали особым составом.
Предполагать, конечно, можно все что угодно, но и Горазд, и Ицхак отлично понимали, что хазар столь простым объяснением не успокоишь, и слух о боге, грозящем отступникам кулаком, пойдет теперь гулять по станицам, к большому неудовольствию кагана.
Рассвет ган Горазд встретил с большим облегчением. Мир уже не казался ему враждебным. Хазары тоже приободрились, ибо ничего страшного в конечном счете не случилось, зато будет что рассказать родовичам и соседям. С места стоянки двинулись почти весело, отдохнувшие кони пошли в намет, покрыв до полудня несколько десятков верст.
Ган Горазд рассчитывал быть в Берестене уже к вечеру. А там, за крепкими стенами, можно будет зализать раны и пораскинуть мозгами, как действовать дальше. Однако действительность без труда опрокинула все намерения гана.
– Шалопуги! – крикнул Хвет, указывая витенем на дальние кусты.
Хазары мигом сорвали луки, но стрелять им, к счастью, не пришлось. Ибо, к большому удивлению гана Горазда, из зарослей навстречу его дружине вышли Будимировы мечники Глузд и Брех, которых он никак не ожидал здесь встретить.
Мечникн заговорили наперебой, так что Горазд не сразу понял, что в городе Берестене, куда он так стремился, теперь всеми делами заправляет совсем другой человек. Кровь ударила гану в голову, а пальцы побелели от напряжения на рукояти меча. Гнев, впрочем, был бессильным, а расправа над оплошавшими мечниками только уронила бы авторитет гана в глазах хазар.
– Если бы не щенок Осташ, то все получилось бы как задумывали, – сокрушенно вздохнул Глузд.
– Не только в Осташе дело, – возразил Брех. – Стражники переметнулись на сторону Рогволда. А в городе таилось немало сторонников Вузлева.
– Вузлева? – удивленно переспросил ган Горазд.
– Так разве бы Рогволд захватил город, если б ему не помогли Велесовы волхвы! Более сотни мечников привел с собой внук кудесника Сновида. И «белые волки» причалили на ладье к пристани.
– А ган Митус? – спросил Ицхак.
– Ган Митус две трети своих людей потерял под Берестенем, а с остальными чуть жив ушел.
Весть о поражении гана Митуса Горазда не огорчила, скорее он испытал чувство, очень похожее на злорадство. Толстому гану этот ушат холодной воды, выплеснутый на голову божьими ближниками, поможет, надо полагать, избавиться от спеси.
– Рогволд принародно дал слово, что отдаст за Осташа Злату, если волхвы удостоят его боготурского звания.
Горазд за всеми обрушившимися на его голову неприятностями как-то упустил из виду, что в детинце утерянного города осталась его жена. Обещание Рогволда передать ее другому иначе как кровное оскорбление расценивать было нельзя. Жену, честно сказать, Горазд не любил, и выходка Рогволда не затронула его сердца. Зато чести гана был нанесен серьезный урон.
– Смерть изменнику! – крикнул Свищ, и все хазары дружно его поддержали.
Что там ни говори, а этот приблудный щенок, невесть за какие заслуги обласканный ганом, уронил не только свою честь, но и честь всего хазарства. А произошло это потому, что ганы стали брать в свои дружины кого ни попадя, не считаясь с обычаями предков. Для таких выскочек слово, данное гану, пустой звук.
Горазд речь Свища прерывать не стал, выслушал обидные для самолюбия слова молча, признавая тем самым его правоту. Молчание гана понравилось хазарам. То, что ган оступился беда поправимая, плохо будет, если он правдивого слова слушать не захочет. А речь простого хазара часто бывает не глупее речей старшин. Осташ не только Горазду нанес обиду, но всей дружине, всему роду и всей верви. И за то, что он на чужую жену глаз положил, и за то, что изменил своему гану, кара ему одна – смерть. А уж чьей рукой будет порушена жизнь Осташа – не важно. Каждый хазар, давший слово гану Горазду, каждый, кто не чужд ему по крови и роду, обязан, если случай представится, свершить суд. А если не представится, то хазары сами должны этот случай создать.
Хазарский круг, выслушав речь Свища, признал его правоту и постановил: изменника Осташа извести любым способом, но ни рода, ни семьи его не трогать, ибо на службу родовичи того щенка не посылали, а действовал он по своему почину, за который семья и род не в ответе.
Ган Горазд в свою очередь поблагодарил хазар за поддержку и назначил за голову Осташа плату двадцать гривен серебром. Что же до утерянного Берестеня и не взятого Листянина городца, то ган признает свою вину. Правда, поражение случилось не по недостатку разума, а исключительно из-за предательства. Впредь гану наука: не доверяйся чужакам. Дедовы обычаи тоже взялись не с ветра, за ними мудрость щуров, никогда не ронявших хазарской чести.