– Сама ушла, – стоял на своем Осташ. – Никто не мог сюда прийти, не потревожив нас. Обязательно кто-нибудь да проснулся бы.
– Может, кто-то и проснулся, да глаза прижмурил, – зло ответил ему Садко.
– Это ты о себе? – криво усмехнулся Осташ.
– Это я о тебе. Даром, что ли, ты всю дорогу насвистывал, подавая кому-то сигнал.
– Ты тень на плетень не наводи, – рассердился Осташ. – «Насвистывал»! Проспал девку, сторож, а вину на других норовишь свалить.
– Кончай лай, – оборвал обоих Клыч. – Вернемся в городец, боготур Торуса воздаст всем и по вине, и по заслугам.
Ничего не оставалось делать, как продолжать прерванный путь. Повздыхав о пропавшей товарке, ведуньи согласились с Клычем. Искать человека в лесу, тянущемся на сотни верст, было делом совершенно бесполезным.
– Не иначе как лешему поглянулась наша ведунья, – хмыкнул Осташ.
– А может, шатуненку? – прищурился в сторону отрока Садко.
Клычу показалось, что Осташа слегка смутил этот в лоб заданный вопрос, однако хитрован быстро оправился и лишь присвистнул в ответ. Очень может быть, что Садко попал с точку. Непонятно только, зачем шатуненку понадобилась Макошина ведунья?
Синильда, как успел заметить Клыч, тоже косилась в сторону Осташа с подозрением, но от вопросов пока воздерживалась. И вообще, ведуньи хоть и выказывали озабоченность по поводу исчезновения подруги, но страха на их лицах почему-то не было. Очень может быть, что исчезновение Ляны не явилось для них такой уж неожиданностью
Боготур Торуса лично вышел встречать Макошиных ближниц. От его услуг ведуньи не отказались, а Синильда даже повисла у боготура на шее, к большому неудовольствию ключницы Дарицы. Торуса на ногах удержался и осторожно поставил немалую весом женщину на землю. По словам боготура, боярин Ратибор оправлялся от ран с невиданной быстротой, что, конечно, не могло происходить без участия высших сил. Ведуньи кивали головами и почему-то вздыхали, хотя слова Торусы должны были их скорее радовать, чем огорчать.
– Ведунья у нас одна пропала по дороге, – разъяснил состояние гостий Клыч. – Такая вот получилась незадача.
– Как – пропала?! – побагровел от гнева Торуса. – А вы куда смотрели?
Оставив Макошиных ближний на попечение Дарицы, Торуса повел мечников в гридню чинить спрос. Дело, что ни говори, было неслыханным и грозило боготуру большими неприятностями.
Клыч рассказал все в подробностях, ничего не утаив. Торуса слушал своего мечника с большим вниманием, но так и не понял, каким образом исчезла из охраняемого стана зеленоглазая ведунья. Клыч в ответ на поставленный в лоб вопрос только руками развел и сослался на Садко, который стоял на страже.
– Не спал я, – обиделся Садко. – Глаз со стана не спускал.
– А вас случайно в Макошином городце медами не угощали?
– Не только угощали, но и на дорогу дали, – расплылся в улыбке Осташ. – Целую корчажку.
– Корчажку до городца вы, конечно, не довезли?
– Так как ее довезешь? – удивился Осташ. – Пылища кругом. Приложились по дороге.
– Не спал я, – упрямо повторял свое Садко, но Торуса после Осташевых откровений ему не поверил.
Садко уже и сам в себе начал сомневаться. Осташ ведь сказал правду, как ни крути. Выпили они весь мед из той корчажки, а остатки Садко допивал, когда стоял на страже.
– Да сколько того меду было! – запротестовал Клыч. – Не мог он нас из памяти выбить.
– Так, может, брага была непростой, – задумчиво протянул Осташ, – подсыпали в нее сон-травы ведуньи.
– Несешь невесть что, – махнул на него рукой расстроенный Торуса.
– Он пропавшую ведунью обзывал нечистой и скалил зубы по поводу ее пропажи, – не выдержал Садко. – Как хочешь, боготур, но я ему не верю. А сон-траву он сам мог в брагу подмешать и нам с Клычем подсунуть. Корчага была приторочена к его седлу.
– Вот человек! – возмутился Осташ. – Только бы свою вину замазать! То он глаз, видишь ли, не сомкнул, то теперь, выходит, спал без просыпу от подмешанной в брагу сон-травы. Ты лучше скажи, почему не разбудил меня на подмену, как тебе велел Клыч? Если б я был на страже, то ведунья не пропала бы. А ты как присел под дубок, так и проспал до самого утра. Тут не только ведунью, а и всех нас могли повязать и уволочь.
У Садко от обиды даже задрожали губы. Вот ведь гад вилявый! Ни одного слова правды не сказал, а концы с концами у него сошлись. И как ни оправдывайся теперь, все равно останешься в подозрении. Ну, дайте срок, выведет Садко этого хитрована на чистую воду. Теперь-то он точно знает, что ведунью украли с помощью Осташа.
Хмурый Торуса объяснений больше слушать не стал и махнул рукой, отпуская мечников. Довольный Осташ покидал гридню насвистывая. А Садко от этого свиста разъярился еще больше. Яснее ясного ему было, что у боготура Торусы доверия к нему больше не будет. Садко еще не избавился от чувства вины за смерть князя Твердислава, которая свершилась не в последнюю очередь из-за его промаха, а тут ведунью из-под носа увели. Какое тут может быть доверие к мечнику-растяпе?
– Как хочешь, Клыч, а без Осташа здесь не обошлось, – сказал Садко. – Я этого вилявого отрока на чистую воду выведу. Иначе вина за пропавшую ведунью будет висеть на мне.
– Как ты его выведешь, он же как налим выскальзывает из пальцев?
– В этом деле не обошлось без участия шатуненка, и Осташ, помяни мое слово, скоро отправится на встречу с братаном. Неспроста они ведунью украли, она им зачем-то понадобилась. Сдается мне, что они нацелились на Листянины схроны.
– А ты откуда про Листянины схроны знаешь?
– На постоялом дворе в Берестене о них было много разговоров.
– Ладно, – согласился Клыч, – покрутись вокруг городца, может, выйдешь на след шатуненка.
Озаботившись припасом на пару-тройку дней, Садко выехал со двора. День уже клонился к вечеру, но мечника это обстоятельство не слишком заботило. Ночь была ему только на руку. Вдруг потерявший осторожность шатуненок вздумает развести костер. Как-никак у него девушка на руках. Путь свой Садко держал вдоль реки, по знакомой тропинке, зорко при этом поглядывая по сторонам. Направлялся он к холму, с которого на все четыре стороны был прекрасный обзор. Оттуда и Торусов городец хорошо просматривался. Ночью Осташа не выпустят из городца, а с рассветом путь отрока будет у Садко как на ладони.
К удивлению Садко, над холмом вился дымок. Если это шатуненок, то надо признать, что сын оборотня ведет себя с вызывающей наглостью. Дым с холма виден всей округе. Боготур Торуса собирался здесь поставить сторожевую вышку, да пока руки не дошли.
Оставив коня у подножия, Садко, осторожно ступая, двинулся по откосу холма. Несколько раз под его ногой предательски хрустели ветки, но, к счастью, все обошлось. От костра слышались громкие, уверенные голоса, а на крадущегося человека никто не обращал внимания. Голоса были мужскими, и принадлежали они, скорее всего, шалопугам. Тем не менее Садко все-таки подобрался к костру почти вплотную и осторожно выглянул из-за толстого ствола. Возле огня сидели давние его знакомцы Глузд и Брех, с которыми мечнику не раз доводилось пить из одной братины. Обида на бывших товарищей еще сидела в его сердце занозой, но это была не та обида, за которую льют кровь. Непонятно было Садко только одно – каким ветром занесло Глузда и Бреха в эти глухие края, да еще в компании двух неизвестных в бараньих шапках. Таиться далее не имело смысла, а потому Садко смело шагнул к костру: