Вошедший десятник Бахрам произвел на Ицхака приятное впечатление: высок ростом, плечист, глаза умные и цепкие. Лицом, правда, мрачноват. Но с лица, как известно, воду не пить. Года Бахрама были немалые, по прикидкам Ицхака, за четыре десятка ему уже перевалило. Повинуясь жесту хозяина, гость сел на лавку, положив сильные руки на колени.
– Джелал посоветовал мне обратиться к тебе за разъяснениями по одному заинтересовавшему меня делу. Мне нужны сведения о Хабале.
– Хабала я знаю, – спокойно ответил десятник.
– А Лихаря, сына Листяны Колдуна?
Лицо Бахрама дрогнуло, даже поза стала чуть напряженнее:
– Последний раз я видел его одиннадцать лет назад в Шемахе. Опасный он человек, почтеннейший.
– Вы поссорились?
– А мы никогда не пребывали в мире, – пожал плечами Бахрам. – Каждая наша встреча заканчивалась кровью. Правда, далеко не всегда это была наша с ним кровь.
– Но с Хабалом вы оба ладили?
– Однажды Хабал был посредником между нами.
– И чем завершилось дело?
– Дело завершилось смертью одного очень влиятельного гана, который мешал всем, – криво усмехнулся Бахрам. – Он мешал Лихарю, мешал кагану, мешал даже собственному сыну.
– А что Хабал с Лихарем искали в Персии? – перевел разговор на другое Ицхак, которого смерть гана Жиряты волновала постольку-поскольку.
Бахрам некоторое время колебался, говорить или не говорить, но потом все-таки решился:
– Они искали дорогу к старому храму.
– Храму Кибелы? – быстро уточнил Ицхак. – Тому самому, из которого Листяна Колдун похитил ложе богини и Слово?
Осведомленность иудея не на шутку удивила и испугала перса, во всяком случае, глаза его метнулись к рукояти меча
– О ложе богини говорит сегодня весь торг, – пояснил Ицхак. – Разве твоих ушей еще не достигли слухи о тайном браке даджана Драгутина с богиней Макошью?
– О свадьбе я ничего не слышал, – хрипло отозвался Бахрам. – А что до Макоши, то она лишь слабая тень богини-матери, прародительницы всего сущего на земле.
Сказано это было с таким пылом, что Ицхак уже не сомневался – перед ним тайный приверженец Кибелы. Однако вслух говорить о своей догадке он не стал.
– Я знаю только одного Бога, а всех остальных считаю бессильными идолами.
– В бесов ты тоже не веришь, иудей?
– Все в этом мире от Бога, – холодно отозвался Ицхак. – А что до бесов, чертей и дэвов, то они не более чем выдумка суеверных людей.
– Шатун тоже выдумка? – зло прищурился Бахрам.
– Шатун – это просто ловкий ряженый, который водит за нос простаков.
– Ряженый, говоришь?! – криво усмехнулся десятник. – А теперь смотри сюда, почтеннейший.
На смуглой коже перса следы когтей выделялись особенно отчетливо, несмотря на старания времени, которое пыталось их загладить. Сомнений у Ицхака не было, рана на плече Бахрама действительно нанесена звериной лапой.
– Это память о нашей первой встрече, еще в радимичских землях. – Глаза Бахрама сверкнули безумием. – Он превращался в медведя прямо на моих глазах, а потом рвал и калечил моих людей.
– Лихарь? – спросил Ицхак подсевшим голосом.
– Лихарь сын Листяны, Шатун и сын Шатуна, – кивнул головой Бахрам, успокаиваясь.
– В радимичских лесах объявился шатуненок. Это сын Лихаря?
– Я слышал об этом от хазара гана Горазда, – сказал десятник, – потому и откликнулся на твой зов. Если Шатуненок родился на выселках у Поганых болот, то он действительно сын Лихаря и внук Листяны.
– Ты был в медвежьем капище?
– В самом капище не был, но я был в Листянином городце.
– Искал ложе богини? – догадался Ицхак.
– Ложе я не нашел, – отозвался после недолгого молчания Бахрам. – Скорее всего, его там уже не было. Я излазил городец вдоль и поперек, проверил все клети и схроны, простучал стены, но все напрасно.
Исходя из слов Бахрама, вполне можно было предположить, что ложе богини появилось в Листянином городце накануне того дня, когда он перешел в руки боготура Торусы, а до этого хранилось где-то в другом месте.
– Хабал тоже охотится за ложем?
– Хабал безумец, – поморщился Бахрам. – Он одержим идеей вырастить нового бога, способного установить мир и справедливость на земле.
– Ты прав, – усмехнулся Ицхак, – вряд ли такую идею можно назвать разумной.
– Вырастит ещё одного злого дэва, и не более того, – сказал Бахрам.
Ицхак спорить с персом не стал: вырастет Хабалов дэв или не вырастет, это еще вилами по воде писано, а вот с потомством Листяны Колдуна надо что-то делать, во всяком случае, следует выяснить, кто затеял столь замысловатую комбинацию и с какой целью.
– Мне ложе ни к чему, – заметил вскользь Ицхак. – Слово меня тоже не волнует. Я не верю в его магическую силу.
– Твое неверие мне только на руку.
– Договорились, – кивнул Ицхак. – Ты выводишь меня на след Шатуна, а я помогаю тебе добыть Слово и ложе.
Из всего того, что Ицхак узнал от Джелала и Бахрама, трудно было понять, какое отношение к истории с шатунами имеют ган Митус и почтенный Моше. Но в том, что оба его недруга имеют к ней отношение, у Ицхака сомнений не было. Что до Бахрама, то перс либо не знал о связях Хабала с Митусом и Мошкой, либо не захотел сказать правду. Ицхака скрытность Бахрама не огорчила по той простой причине, что он и не рассчитывал на полную откровенность. Перс преследует свои цели. Ему нужны реликвии, украденные Листяной Колдуном. О Кибеле, малоазийской богине, Ицхак слышал много всякой всячины. Когда-то ее культ был весьма популярен в Римской империи и отличался кровавыми ритуалами. Служили богине не только женщины, но и жрецы-мужчины, которые в приступе религиозного экстаза оскопляли себя перед жертвенным алтарем Кибелы. Столь варварский обычай был связан с историей сына богини Аттиса, который оскопил себя, дабы избежать любовных приставаний матери. Любвеобильная богиня его воскресила, и всё закончилось к общему удовольствию. Кстати, Аттис был Скотьим богом, как и Велес, и часто именовался божественным быком.
Что касается богини Макоши, то Ицхак никогда не слышал о кровавых ритуалах, с ней связанных. В славянских землях Макошь была исключительно женской богиней, и связанные с ней обряды скрывались от мужского взгляда. Про ее служительниц известно было лишь то, что набирались они из семей ведунов. Очень может быть, что суета вокруг ложа богини, с браками тайными и явными, служит одной цели – сблизить между собой семьи славянских старейшин. В любом случае ключ ко всем тайнам следовало искать в радимичских землях, и Ицхак Жучин засобирался в дорогу.
Князь Всеволод пребывал в прескверном расположении духа. Впрочем, в последние месяцы Торусе не доводилось видеть Великого князя с просветленным ликом. Это тем более удивительно, что дела в радимичских землях складывались совсем не худо. Взятый было ганом Гораздом под свою руку Берестень был вырван из рук хазара боготуром Рогволдом. Конечно, Рогволд среди любимцев Всеволода не числится, но ведь против воли князя, тем более при нынешних щекотливых обстоятельствах, боготур пойти не посмеет. И тем не менее князь Всеволод отвечал на приветствие приехавшего с дарами по случаю предстоящего празднества Торусы с печальным, чтобы не сказать злым, лицом.